Научные публикации

Убийство царской семьи: сокрытие улик


В Государственном историческом музее Южного Урала продолжает работу выставка «Романовы: 23 ступени в бессмертие…». Сто лет назад, в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в Екатеринбурге были казнены бывший император Николай II, его супруга Александра Федоровна, их дети — Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и Алексей,— врач Е. С. Боткин1, лакей А. Е. Трупп2, повар И. М. Харитонов3, служанка А. С. Демидова4. Как только палачи удостоверились, что все мертвы, они начали выносить тела и складывать их в грузовик.

Позаботились палачи и о том, чтобы замести следы убийства в доме Ипатьева. Об этом караульный наружной охраны Дома особого назначения Ф. П. Проскуряков рассказал следователю Н. А. Соколову: «Мы встали и пошли за Медведевым5. Привел он нас в нижние комнаты дома Ипатьева. Там были все рабочие-охранники, кроме стоявших тогда на постах. В комнатах стоял как бы туман от порохового дыма и пахло порохом. В задней комнате с решеткой в окне, которая рядом с кладовой, в стенах и полу были удары пуль… Штыковых ударов нигде в стенах комнаты не было. Там, где в стенах и в полу были пулевые отверстия, вокруг них была кровь. На стенах она была брызгами и пятнами. На полу — маленькими лужицами. Были капли и лужицы крови и во всех других комнатах, через которые нужно было проходить во двор дома Ипатьева из этой комнаты, где были следы от пуль. Были такие же следы крови и во дворе к воротам на камнях. Ясное дело, в этой именно комнате с решеткой… расстреляли много людей. Увидев все это, я стал спрашивать Медведева и Александра Стрекотина6,— что произошло? Они мне сказали, что только что расстреляли всю царскую семью и всех бывших с нею лиц, кроме мальчика. Медведев приказал нам со Столовым7 убирать комнаты. Стали мы все мыть полы, чтобы уничтожить следы крови. В одной из комнат было уже штуки 4–5 метел. Кто именно их принес, я не знаю. Думаю, принесли их со двора, где я их раньше видел. По приказанию Медведева, Кронидов принес из-под сарая со двора опилок. Все мы мыли холодной водой и опилками полы, замывали кровь. Кровь на стенах, где был расстрел, мы смывали мокрыми тряпками. В этой уборке принимали участие все рабочие, кроме постовых. И в той именно комнате, где была побита царская семья, уборку производили многие… Таким же образом, т. е. водой, мы смывали кровь во дворе и с камней. Пуль при уборке я лично никаких не находил. Находили ли другие, я не знаю»8.

Около трех часов ночи автомобиль выехал в район Верх-Исетского завода, к заброшенным рудникам. По дороге присоединилось около 25 человек добровольцев-коммунистов — членов Уралоблсовета и исполкома. Отъехав на 16 верст от Екатеринбурга, остановились в районе деревни Коптяки, где в лесу отыскали заброшенную шахту, известную как Ганина яма.

Из воспоминаний П. З. Ермакова: «Я вообще мало кому мог доверять это дело и тем паче, что я отвечал за все, что я заранее решил их жечь, для этого приготовил серную кислоту и керосин, все было усмотрено, но не давая никому намека сразу-то я сказал, мы их спустим в шахту и так решили, когда я велел всех раздеть, чтобы одежду сжечь и так было сделано, когда стали снимать с них платье, то у самой и дочерей были найдены медальоны, в которых вставлена голова Распутина, дальше под платьями на теле были особо приспособленные лифчики двойные, подложены внутри материал и вата и где были уложены драгоценные камни и простежено. Это было у самой и четырех дочерей. Все это было передано члену Уралсовета Юровскому. Что там было, я вообще не интересовался на месте, ибо было некогда, одежду тут же сжег, а трупы отнесли около 50 метров и спустили в шахту, она была глубокая, около 6 саж., ибо все эти шахты я хорошо знаю для того, чтобы можно было вытащить для дальнейших операций с ними, все это я проделал, чтобы скрыть следы от своих лишних присутствующих товарищей. Когда все это было окончено, то уже был полный рассвет около четырех часов утра. Это место находилось совсем в стороне от дороги, около трех верст»9.

Так как уже рассвело, на выставленное оцепление стали натыкаться местные жители, и стало понятно, что тайну захоронения сохранить не удастся.

01.jpg

Рудник Ганина яма. Общий вид. Фотография из следственного дела (РГАСПИ. Ф. 588. Оп. 3. Д. 8. Л. 47)

Из воспоминаний Я. М. Юровского: «Это, конечно, исторического значения не имеет, но здесь есть много комичных сторон. Мы приехали к тому знаменитому месту, которое избрал Ермаков, как место, где должны быть похоронены трупы. Мне сказали, что это глубокая шахта. Прежде всего, я велел всех раздеть, снять все лишнее, все ценности, которые были на Александре Федоровне. Я взял несколько человек, и пришлось все, что у них зашито, выпарывать, мы на это дело потратили 2–3 часа. Все драгоценности, которые были сняты и выпороты, мы складывали в вещевую солдатскую сумку, потом бросили их (трупы) в шахту. Это была не шахта, а тихий ужас, получилось бы так, что завтра за пятак их бы стали показывать по всей России… Я оставил охрану, не снимал никого, а сам поехал в город и привез им обед. В исполкоме я доложил, что так оставлять нельзя. Филипп (Голощекин) вызвал Ермакова, обругал его как следует»10.

Руководство Уралоблсовета совместно с Я. М. Юровским приняло решение перезахоронить трупы. 17 июля 1918 года в аптекарский магазин «Русское общество» в Екатеринбурге явился служащий Зимин и от имени областного комиссара снабжения П. Л. Войкова предъявил управляющему Мецнеру письменное требование: «Предлагаю немедленно без всякой задержки и отговорок выдать из Вашего склада пять пудов серной кислоты предъявителю сего. Обл. комиссар снабжения Войков».

02.jpg

Распоряжение уральского областного комиссара снабжения П. Л. Войкова
о немедленной выдаче со склада пяти пудов серной кислоты.

17 июля 1918 г. (ГАРФ. Ф. 1837. Оп. 1. Д. 50. Л. 1–2)

Кислота была немедленно выдана, и Зимин расписался в ее получении на самом требовании. В тот же день поздно вечером Зимин снова явился в магазин и предъявил второе требование: «Предлагаю выдать еще три кувшина японской серной кислоты предъявителю сего. Обл. комиссар снабжения Войков». И в этот раз кислота была выдана Зимину под его расписку на том же требовании. Всего было выдано кислоты 11 пудов 4 фунта. Деньги за нее — 196 рублей 50 копеек — были уплачены магазину 18 июля... Поздним вечером 17 июля и днем 18 июля эта кислота в деревянных ящиках, обмотанных веревками, была доставлена на рудник красноармейцами и одним из служащих комиссариата снабжения11.

К вечеру 17 июля, добыв транспорт, керосин и серную кислоту, чекисты вновь прибыли к Ганиной яме. Дальнейшие события позволяет восстановить запись беседы И. И. Родзинского в Радиокомитете СССР 13 мая 1964 г.: «…послали Юровского, меня и, по-моему, еще человек восемь поехали с нами. Но все уже были из ЧК. Поехали все не участвовавшие в расстреле. Многие даже не знали, куда едут и зачем. А узнали, когда приехали на место и занялись делом, тогда узнали, зачем приехали. Конспирация была в этом деле. Приехали мы туда, а там картина была такая. Еще не светало. Ночью было, только так проблески были. И холодно что-то было. И тоже поступили, собственно говоря, очень легкомысленно. Казалось бы, на этом этапе уже надо было бы решить сначала, куда и как захоронить, а уж потом меры предпринимать. А вышло наоборот.

Приехали и первым делом занялись тем, что вытащили всех и сложили, сложили, а рядом дорога. Нелепость страшная. Как-то так уж машинально получилось. Один человек спустился туда с веревками, повыбрасывал все ветки оттуда, а потом, как сейчас помню, тащим, смотрим — Николая вытащили. Как сейчас помню, первым Николая... Но когда мы повытаскивали их, все они законсервированные оказались. Там такая холодная студеная вода. Мы вытащили, что словно живых людей — краснощекие. Там они могли годами лежать. Вот когда Николая вытащили тогда, остальные только узнали, зачем приехали. Кстати сказать, у Николая физическое развитие удивительное было. Я сам был удивлен просто — в такой мере развитые мышцы были, тонкие, длинные мышцы, торс, живот, руки. Физически все-таки здорово они там занимались. Он ведь такой выглядел тщедушный всегда. Так что меня это физическое развитие поразило.

Но вот так постепенно извлекли всех. И Боткина, у этого перебита нога была. Когда его стреляли, перебили ногу ему пулей, вихляла нога. Ну, а прочие — так все в порядке. Все выглядели как живые. Вы понимаете, ну, ну вот повытаскивали мы их, уложили, покрыли рогожами, рогожи привезли с собой. А что дальше делать? Встали — подготовленного ничего, не думали даже об этом. А тут, вы понимаете, уже рассветает, рядом дорога. День. На базар едут. Людей у нас лишних нет. Но все-таки одного конного выставили в направлении и пустили разговор такой, что в лесу облава, бежали уголовники из тюрьмы и поэтому дорога закрыта. Подводы возвращались частично. Боялись — дорога, лес, ребята за грибами пойдут. Селение рядом. Вот и пришлось искать, что будем делать»12.

Подъем тел из шахты затянулся надолго, и выехать к новому месту захоронения смогли только в 9 часов вечера 18 июля. Из записки коменданта дома Ипатьева Я. М. Юровского: «На случай, если бы не удался план с шахтами, решено было трупы сжечь или похоронить в глинистых ямах, наполненных водой, предварительно обезобразив до неузнаваемости серной кислотой… Решено было везти трупы на глубокие шахты. Так как телеги оказались непрочными, развалились, ком. отправился в город за машинами (грузовик и две легких, одна для чекистов). Смогли отправиться в путь только в 9 ч. вечера. Пересекли линию жел. дор., в полуверсте перегрузили трупы на грузовики. Ехали с трудом, вымащивая опасные места шпалами, и все-таки застревали несколько раз»13.

Около 5 часов утра 19 июля машина с трупами застряла в болотистой низине на Коптяковской дороге, рядом с переездом № 184.

03.jpg

Коптяковская дорога. Не позднее 17 июня 1919 г.

Из записи беседы И. И. Родзинского: «Вдруг наша машина на каком-то проселке там застряла, оказалось трясина. Дело было к вечеру. Мы немного проехали. Мы все эту машину вытаскивали, еле вытащили, а тут у нас мелькнула мысль, которую мы и осуществили. Мы решили, что лучшего места не найти. Мы сейчас же эту трясину расковыряли, она глубокая бог знает куда. Ну, тут часть разложили этих самых голубчиков и начали заливать серной кислотой, обезобразили всех, а потом все это в трясину. Неподалеку была железная дорога. Мы привезли гнилых шпал, проложили мостик через самую трясину. Разложили этих шпал в виде мостика такого заброшенного через трясину, а остальных на некотором расстоянии стали сжигать»14.

Воспоминания М. И. Медведева (Кудрина): «…решили попробовать сжечь хотя бы часть трупов, чтобы их число было меньше 11. Отобрали тела Николая II, Александры Федоровны, Алексея, доктора Боткина, облили их бензином и подожгли… трупы дымились, смердели, шипели, но никак не горели…»15.

И. И. Родзинский продолжает: «Но вот помню, Николай сожжен был, был этот самый Боткин, я сейчас не могу вам точно сказать, вот уже память. Сколько мы сожгли то ли четырех, то ли пять, то ли шесть человек сожгли. Кого это уже точно я не помню. Вот Николая точно помню, Боткина и, по-моему, Алексея. Ну, вообще должен вам сказать, человечина, ой, когда горит запахи вообще страшные. Боткин жирный был. Долго жгли их, поливали и жгли керосином там, что-то еще такое сильно действующее, дерево тут подкладывали. Ну, долго возились с этим делом. Я даже, вот, пока горели, съездил, доложился, в город съездил, и потом уже приехал. Уже ночью было, приехал на легковой машине, на машине, которая принадлежала Берзину. Вот так, собственно говоря,— захоронили»16.

04.jpg

П. З. Ермаков на месте захоронения останков членов царской семьи. 1920-е гг.

В знаменитой «Записке коменданта дома Ипатьева Я. М. Юровского» (1920) есть небольшие расхождения с предыдущими свидетельствами: «Хотели сжечь Алексея и Александру Федоровну, по ошибке вместо последней с Алексеем сожгли фрейлину. Потом похоронили тут же, под костром, останки, и снова разложили костер, что совершенно закрыло следы копания. Тем временем выкопали братскую могилу для остальных. Часам к 7 утра яма, аршина в 2½ глубины, 3½ в квадрате, была готова. Трупы сложили в яму, облив лица и вообще все тела серной кислотой, как для неузнаваемости, так и для того, чтобы предотвратить смрад от разложения (яма была неглубока). Забросав землей с хворостом, сверху положили шпалы и несколько раз проехали — следов ямы и здесь не осталось. Секрет был сохранен вполне — этого места погребения белые не нашли»17.

Произошедшие события подтверждают и случайнее свидетели. Так, в протоколе допросов линейного сторожа при разъезде № 120 горнозаводской линии Я. И. Лобухина и его сына Я. Я. Лобухина (10 июля 1919 г.) читаем: «Я. И. Лобухин: От Коптяков прошел грузовой автомобиль. Прошел он через переезд, пошел прямо через лог и засел в топком месте… а за ночь они там целый мостик выстроили из шпал… Я. Я. Лобухин: …Там в логу у них автомобиль застрял. Кто-то у них взял из нашей ограды шпал и набросал там мостик. Это мы утром увидали…»18 А вот интересные показания еще одного свидетеля — А. А. Шереметьевского: «Я, офицер 1-го Сибирского стрелкового Его Величества полка. 29 июля 1918 г. меня потребовал к себе Малиновский… Малиновский сказал мне, что нужно ехать на шахту и посмотреть, что там такое делали большевики. В тот же день на легковом автомобиле мы и отправились туда целой компанией… В этот раз мы ехали через Поросенков Лог. Я прекрасно помню, что в этом логу мы проезжали через мостик, набросанный из шпал. Этот мостик и соорудили “товарищи” как раз в то время, когда они производили свои таинственные работы у рудника. Раньше этого мостика не было. Я хорошо знаю эти места и утверждаю, что именно в то время он и появился. Да и кто же мог взять с полотна шпалы и открыто тут же в полуверсте от дороги воспользоваться ими, кроме “товарищей”?»19.

17 июля в Москву на имя председателя Совнаркома В. И. Ленина и председателя ВЦИК Я. М. Свердлова поступила телеграмма из президиума Уральского облсовета в запечатанном конверте с пометкой «секретно»: «Ввиду приближения неприятеля к Екатеринбургу и раскрытия чрезвычайной комиссией большого белогвардейского заговора имевшего целью похищение бывшего царя и его семьи. Документы в наших руках. Постановлению президиума областного совета в ночь на шестнадцатое июля расстрелян Николай Романов. Семья его эвакуирована в надежное место. По этому поводу нами выпускается следующее извещение ожидаем у аппарата просим дать ответ экстренно ждем у аппарата»20.

Ленин собственноручно вскрыл конверт в 12:00 и расписался на нем: «Получил. Ленин». В 13:10 копия была вручена Свердлову. В тот же день в 22:15 из Екатеринбурга была отправлена другая шифрованная телеграмма: «Москва. Кремль. Секретарю Совнаркома Горбунову с обратной проверкой. Передайте Я. М. Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу. Официально семья погибнет при эвакуации. Белобородов». С учетом разницы во времени в Москве эту депешу могли принять не позднее 20:30.

05.jpg

Шифрованная телеграмма председателя Уральского облсовета А. Г. Белобородова из Екатеринбурга,
отправленная в Москву на имя секретаря СНК Н. П. Горбунова.
17 июля 1918 г. (ГАРФ. Ф. 1837. Оп. 1. Д. 51. Л. 1–2)

О том, как отправляли эти телеграммы и как ожидали реакции на них екатеринбургские большевики, читаем в воспоминаниях редактора «Уральского рабочего» В. Воробьева: «На следующий день утром я получил в президиуме Облсовета для газеты текст официального сообщения о расстреле Романовых. “Никому пока не показывай,— сказали мне,— необходимо согласовать текст сообщения о расстреле с центром”… Я был обескуражен: кто был когда-либо газетным работником, тот поймет, как мне хотелось немедленно, не откладывая, козырнуть в своей газете такой редкой сенсационной новостью — не каждый день случаются такие события, как казнь царя… Я поминутно звонил по телефону — узнавал, не получено ли уже согласие Москвы на опубликование…

Терпению моему суждено было подвергнуться тягчайшему испытанию. Лишь на другой день, то есть 18 июля, удалось добиться к прямому проводу Свердлова. На телеграф для переговоров с ним поехали Белобородов и еще кто-то из членов президиума. Я не утерпел, поехал тоже… К аппарату сел сам комиссар телеграфа. Белобородов начал докладывать ему то, что надо было передать Москве. …Затаив дыхание, мы все качнулись к выползавшей из аппарата ленте, на которой точками и черточками замаскировались чеканные, почти металлические звуки свердловского голоса: “Сегодня же доложу о вашем решении президиуму ВЦИКа. Нет сомнения, что оно будет одобрено… Извещение о расстреле должно будет последовать от центральной власти, до получения его от опубликования сообщения воздержитесь”… Мы вздохнули свободнее, вопрос о самоуправстве можно было считать исчерпанным…»21

18 июля Я. М. Свердлов провел заседание Президиума ВЦИК, начавшееся в 18:00. Участники заседания постановили признать «правильным» решение Уралоблсовета о казни бывшего царя.

В тот же день, как обычно, в 20:30 началось заседание Совнаркома. Заместитель председателя ВСНХ В. Милютин вспоминал: «Свердлов подошел к Ильичу и что-то сказал.

– Товарищи, Свердлов просит слова для сообщения.

– Я должен сказать,— начал Свердлов обычным своим ровным тоном,— получено сообщение, что в Екатеринбурге по постановлению областного Совета расстрелян Николай; Александра Федоровна и сын в надежных руках. Николай хотел бежать. Чехословакии подступали. Президиум ЦИКа постановил одобрить.

Молчание всех»22.

В протоколе заседания записали: слушали заявление, постановили принять к сведению. В самом Екатеринбурге первое сообщение о казни царя делается 21 июля в городском театре во время «митинга по текущему моменту».

В заключение хотелось бы привести фрагмент из воспоминаний Л. Д. Троцкого, который объясняет причины трагедии, случившейся сто лет назад, как истинный большевик: «По существу, решение было не только целесообразно, но и необходимо. Суровость расправы показывала всем, что мы будем вести борьбу беспощадно, не останавливаясь ни перед чем. Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтобы запугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет, что впереди полная победа или полная гибель. В интеллигентских кругах партии, вероятно, были сомнения и покачивания головами. Но массы рабочих и солдат не сомневались ни минуты: никакого другого решения они не поняли бы и не приняли бы. Это Ленин хорошо чувствовал: способность думать и чувствовать за массу и с массой была ему в высшей мере свойственна, особенно на великих политических поворотах…»23




Примечания

1. Боткин Евгений Сергеевич (1865–1918). По окончании Императорской военно-медицинской академии работал врачом-ассистентом в Мариинской больнице для бедных. В 1893 году защитил докторскую диссертацию. В годы Русско-японской войны 1904–1905 годов заведовал медицинской частью Российского общества Красного Креста в Маньчжурской армии. С 13 апреля 1908 года почетный лейб-медик императора Николая II и его семьи. Много хлопот Е. С. Боткину доставлял наследник цесаревич Алексей, смертельная болезнь которого требовала повышенного врачебного внимания. После февральских событий Боткин отправился с царской семьей в Тобольск, затем в Екатеринбург. Находясь под арестом, добровольно возложил на себя обязанность посредника между семьей и официальной властью в лице коменданта Дома особого назначения.

2. Алоизий Егорович Трупп (Алоиз Лаурс Труупс; 1856–1918), лакей первого разряда при императрице. Родился в деревне Калнагалс Витебской губернии в семье зажиточных крестьян. Католик. В 1874 году пошел служить в армию вместо старшего брата, был зачислен в лейб-гвардии Семеновский полк. По окончании службы взят на должность лакея. Доход позволил скопить некоторую сумму, на которую Трупп приобрел несколько земельных участков и дачных строений в пригороде Санкт-Петербурга. Не забывал он своих родственников и земляков, которым по их просьбе помогал деньгами, оказывал всякого рода протекции при устройстве на работу. Последовал за царской семьей в Тобольск, затем в Екатеринбург.

3. Иван Михайлович Харитонов (1870–1918), старший повар. Родился в Санкт-Петербурге, в семье письмоводителя дворцовой полиции. Начал службу в 1882 году «поваренным учеником 2-го разряда». С 1891 года отбывал воинскую повинность на Императорском флоте. В 1901 году назначен поваром 1-го разряда, в 1911 году — старшим поваром. Отправился с царской семьей в ссылку в Тобольск. Здесь Харитонов вынужден был обратиться к обеспеченным тобольчанам за финансовой помощью, необходимой для нормального питания царской семьи. Через несколько дней после того как А. Е. Трупп и И. М. Харитонов прибыли в Дом особого назначения, произошел инцидент. 1 июня 1918 года они производили уборку комнаты по соседству с комендантской и освободившейся ввиду ареста И. Д. Седнева и К. Г. Нагорного. Вытирая пыль с верхней части шкафов, они обнаружили восемь заряженных ручных гранат, вероятнее всего, забытых там караульными по преступной халатности. Об этой находке немедленно доложили помощнику коменданта. Если предположить, что гранаты были оставлены с провокационной целью «доказательства предполагаемого побега» или очередного «контрреволюционного заговора», то можно смело сказать, что готовившаяся провокация была сорвана только благодаря грамотным действиям И. М. Харитонова и А. Е. Труппа.

4. Анна Степановна Демидова (1878–1918), камер-юнгфера при комнатах императрицы Александры Федоровны. Родилась в Череповце. Окончила с отличием учительскую женскую школу с рукодельными классами, получив аттестат домашней учительницы истории. Переехала в Санкт-Петербург и в 1898 году поступила на должность камер-юнгферы (комнатной девушки) Александры Федоровны. Главным делом Анны Демидовой (Нюты) было обучение великих княжон шитью, вышиванию, вязанию и прочему рукоделию. Отправилась с царской семьей в Тобольск, затем в Екатеринбург.

5. Помощник начальника наружного караула Дома особого назначения П. С. Медведев.

6. В составе команды внутренней охраны Дома особого назначения были два брата — Андрей Андреевич Стрекотин (1891–1918), член РКП(б) с 1918 года, рабочий Сысертского завода (убит в августе 1918 года в боях под Екатеринбургом) и Александр (Алексей) Андреевич Стрекотин (1897 — после 1928), член РКП(б) с 1919 года, рабочий Сысертского завода, участник Гражданской войны.

7. Филипп Полиевктович Проскуряков в своих показаниях следователю Соколову поясняет: «Я помню, что в понедельник мы получили жалованье. Значит, это было 15 числа в июле месяце, считая по новому стилю. Нам жалованье платили два раза в месяц: 1-го числа и 15-го каждого месяца. На другой день после получки жалованья, значит, во вторник 16 июля до 10 часов утра, я стоял на посту у будки около Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка. Егор Столов, с которым я вместе жил в одной комнате, стоял тогда в эти же часы в нижних комнатах дома. Кончив дежурство, мы со Столовым пошли попьянствовать. Напились мы со Столовым денатурату и под вечер пришли домой, так как нам предстояло дежурить с 5 часов. Медведев увидел, что мы пьяные, и посадил нас под арест в баню, находившуюся во дворе дома Попова. Мы там и уснули. Спали мы до 3 часов ночи».

8. Гибель царской семьи. Материалы следствия по делу об убийстве царской семьи (август 1918 — февраль 1920) // Посев. 1987. С. 276.

9. ЦДООСО. Ф. 221. Оп. 2. Д. 774. Л. 7–12.

10. Там же. Ф. 41. Оп. 1. Д. 151. Л. 1–22.

11. Соколов Н. Убийство Царской семьи. Берлин : Слово, 1925. С. 204–205.

12. РГАСПИ. Ф. 588. Оп. 3. Д. 14. Л. 1–48.

13. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 2. Д. 27. Л. 31–34.

14. РГАСПИ. Ф. 588. Оп. 3. Д. 14. Л. 1–48.

15. РЦХИДНИ. Ф. 588. Оп. 3с. Д. 12. Л. 56.

16. РГАСПИ. Ф. 588. Оп. 3. Д. 14. Л. 1–48.

17. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 2. Д. 27. Л. 31–34.

18. Гибель царской семьи. Материалы следствия… С. 394–396.

19. РГАСПИ. Ф. 588. Оп. 3. Д. 8. Л. 50–57.

20. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 2. Д. 27. Л. 8–9.

21. Воробьев В. Конец Романовых. Из воспоминаний // Прожектор. 1928. № 22. С. 26.

22. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине : в 10 т. М., 1990. Т. 5. С. 24.

23. Троцкий Л. Дневники и письма. Нью-Йорк : Эрмитаж, 1990. С. 100–101.


25.07.2018

Возврат к списку