27 апреля 2021 года в нашем музее открылась выставка «22 июня, ровно в 4 часа…». Экспозиция начинается с 30-х годов, когда в кратчайшие сроки на Урале были построены сотни предприятий, которые в военные годы смогли обеспечить фронт необходимым количеством оружия. Слава будущего Танкограда создавалась трудом десятков тысяч рабочих и инженеров. Об одном из них — Владимире Михайловиче Субботине — мы начали рассказывать в предыдущей статье. О событиях 1938 года и его дальнейшей судьбе — эта публикация.
На допросе 6 декабря 1938 г. Субботин, а затем и Курдюков полностью отказались от своих первичных показаний. В. М. Субботин заявил, что дал их под влиянием арестованных, находившихся с ним в одной камере. Были угрозы и со стороны оперуполномоченного Федорова и старшего следователя Холкина1. В протоколе допроса от 11 января 1939 г. с его слов записано: «Я не подтверждаю своего участия в контрреволюционной троцкистской организации. Вредительской деятельностью я не занимался и никаких заданий по вредительству ни от кого не получал»2.
А 26 января на стол начальника управления НКВД по Челябинской области легла записка: «Поданное мною ранее заявление от 6/XII-38 г. об отказе [от] показаний, данных мной ранее на следствии, прошу считать недействительным, вымышленным. Участие в троцкистской организации подтверждаю. Прошу верить»3. В тот же день Владимира Михайловича вызвали на очередной допрос, где он подтвердил все сказанное ранее о своей причастности к троцкистской организации4.
Почти год спустя, 17 декабря 1939 г., Субботин заявил, что никаких показаний против себя не давал, а лишь подписал протокол допроса о якобы своей принадлежности к контрреволюционной организации, при этом согласен с ним не был и подписывать не собирался, сделал это под давлением следователей. Вот что он сказал: «Я не давал показаний таких, какие записаны в протоколе допроса от 15 октября 1938 года, а я давал такие показания, которые соответствовали действительности. Однако эти показания считали ложными и затем дали мне право писать собственноручно свои показания, но и это считали неправильным, и тут же рвали таковые. Кроме того, начали применять репрессии. Затем, после некоторых состязаний, принятых до меня, мне дали протокол допроса обвиняемого Шефеля с тем, чтобы по нему ориентироваться, давать подобного характера свои показания»5. И далее: «Ознакомившись с протоколом допроса Шефеля, я отказался было давать на себя подобные показания, так как таким показаниям я не соответствую. Впоследствии я был вызван к следователю Чередниченко, на этом же допросе Чередниченко на поставленные мне вопросы под стенограмму давал сам ответы. Однако, после окончания этого допроса, я не подписал протокол, но впоследствии, видя, что в данной обстановке я не в силах доказать свою безвинность, а полагая все надежды на суд, я подписал протокол»6.
Арестованные рассказывали о своих производственных и во многом неумышленных ошибках, но следствие это не устраивало. Требовалось признание в намеренном вредительстве и контрреволюционной деятельности. Органы НКВД фабриковали ложные обвинения и недопустимыми средствами заставляли добросовестных, порядочных людей признавать себя виновными в том, чего они не совершали7.
В конце концов, допрошенные свидетели по делу Субботина и Курдюкова, акты экспертных комиссий не подтвердили фактов их преступной деятельности. Михаил Храпко писал: «Специалистов по автомобильному и тракторному производству у нас не было, но ведь и самого производства в Советском Союзе до этого не было. Все конструкторские и проектные работы выполняли молодые специалисты, делали ошибки, учились, набирались опыта»8. Нужно отметить, что завод требовалось возвести в сжатые сроки, работы велись круглогодично и зачастую в крайне неблагоприятных для этого условиях местного климата.
Первоначально техническая комиссия в мае 1939 г. пришла к выводу, что Субботин «является непосредственным виновником недоброкачественного монтажа и ремонта в кузнечном, чугунолитейном, холодноштамповочном и других цехах завода»9. Однако установлено это исходя лишь из его причастности в той или иной степени к проводившимся работам. Позже подробно допрошенный по акту экспертизы председатель этой комиссии заместитель главного механика завода М. А. Емельяненко показал, что во всех нарушениях В. М. Субботин виновен косвенно, наравне с другими работниками, отвечавшими за монтаж оборудования. При этом особо он отметил, что во многих случаях, из-за отсутствия необходимых документов, отрицательные заключения делались комиссией просто со слов разных лиц10.
Аналогичная ситуация сложилась и в случае с Александром Курдюковым. В итоге следствие не нашло фактов преступной деятельности в действиях Субботина и Курдюкова, а их участие в троцкистской организации осталось без доказательств. Показания Лещенко, Смирнова и Порозова, послужившие основанием для ареста Владимира Михайловича, ничего не подтвердили — Лещенко и Смирнов от них вскоре отказались, к тому же установлена их явная противоречивость, Порозов же приговорен к высшей мере наказания и, как отмечалось в материалах дела, «передопрошен быть не может»11. 25 января 1940 г. вышло постановление о прекращении следствия по делу № 21888 и освобождении из-под стражи содержащихся во внутренней тюрьме В. М. Субботина и А. Н. Курдюкова. Все закончилось благополучно — 28 января оба вышли на свободу12.
Анкета работника ЧТЗ В. М. Субботина. 1941 г.
Вернувшись к работе, в апреле 1940 г. Владимир Михайлович был назначен начальником монтажного отдела Управления капитального строительства ЧТЗ, а с 1 октября следующего года стал руководителем монтажа моторного завода № 75, эвакуированного из Харькова в Челябинск1. Здесь, на базе ЧТЗ, в составе Кировского завода, под руководством конструктора И. Я. Трашутина вскоре развернулось производство танковых дизелей. В 1944 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР за выполнение особых заданий правительства В. М. Субботин был награжден орденом «Знак Почета», на следующий год — медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»2.
12 апреля 1945 г. вышло постановление Государственного комитета обороны № 8076 «О вывозе оборудования по производству танковых моторов с филиалов немецкого завода фирмы “Поммерше моторенверке Штеттин Альдамс” в городах Альтдам, Хохенкруг, Голлнов и местечке Анимсванде (Померания)»3. В скором времени Владимир Михайлович на несколько месяцев выехал в Германию для демонтажа заводского оснащения и отправки его в Советский Союз4. По возвращении в Челябинск директором Кировского завода И. М. Зальцманом ему была объявлена благодарность и выписана денежная премия.
Почтовая карточка с дарственной надписью В. М. Субботина И. М. Зальцману. 1945 г.
Сохранились послевоенные характеристики на В. М. Субботина, в которых И. М. Зальцман и И. С. Белостоцкий отмечали: «…все время работает на ответственных должностях, показал себя в коллективе инициативным и дисциплинированным работником»; «грамотный инженер, великолепный инициативный работник, особенно по монтажным работам механизмов и металлоконструкций таких огромных масштабов, как монтаж ЧТЗ и Кировского завода в Челябинске»1. За изобретательскую работу получил аттестат знатного рационализатора. Приказом директора 23 декабря 1947 г. Владимир Михайлович назначен заместителем главного механика2.
28 августа 1949 г. Субботин по особому ходатайству исполкома горсовета из-за острого недостатка специалистов по электромонтажным работам переведен в Челябинское трамвайно-троллейбусное управление, где проработал до июня 1951 г. в должности заместителя главного инженера и начальника трампарка3. После этого перешел в Челябинское монтажное управление треста «Союзпроммеханизация». В августе 1954 г. вернулся на ЧТЗ и назначен заместителем механика литейного корпуса. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР 29 мая 1958 г. за многолетнюю безупречную работу и высокие производственные показатели В. М. Субботина наградили Почетной грамотой.
Почетная грамота Президиума Верховного Совета РСФСР В. М. Субботину за многолетнюю безупречную работу на ЧТЗ. 1958 г.
Последним признанием заслуг Владимира Михайловича стал поздравительный адрес 1963 г. по случаю 30-летнего юбилея ЧТЗ: «Работая со дня пуска завода, Вы внесли достойный вклад в развитие производства, совершенствование техники и заслужили уважение всего заводского коллектива». Субботин проработал здесь до 8 мая 1964 г. — дня своей смерти1. Состоялась трудовая династия: его жена Антонина Михайловна также связала свою жизнь с предприятием, была счетоводом-кассиром в Уралсантехстрое при ЧТЗ, а дочь Вероника работала инженером-конструктором в отделе главного механика завода.
Письмо Н. М. Субботина из Перми в Челябинск с известием о смерти брата Владимира Михайловича. 1964 г.
В двухтомнике об истории Челябинского тракторного завода, изданном в Москве в советские годы, подробно и полно отражена его летопись с момента проектирования и становления до крупнейшего в стране тракторостроительного объединения. Значительная часть отведена людям и их судьбам, использованы воспоминания около трехсот человек, но нет никакой информации об инженере В. М. Субботине, внесшем немалый вклад в развитие предприятия на разных этапах его работы. Данная статья призвана вернуть из небытия и придать широкой огласке это доброе имя.
Примечания
5. Там же. Л. 73–74.
6. Там же. Л. 74–75.
7 См., например: Храпко М. А. Только о том, что знаю, что помню // История людей на Южном Урале : альманах. Вып. 7. Челябинск, 2007. С. 230–256.
8. Там же. С. 171.
9. ОГАЧО. Ф. Р-467. Оп. 4. Д. 3538. Л. 228.
10. Там же. Л. 136–149.
11. Там же. Д. 3539. Л. 152.
12. Там же. Л. 160, 161.
13. Там же. Ф. Р-792. Оп. 23л. Д. 6065. Л. 34 об.
14. Там же. Оп. 38л. Д. 4572. Л. 3.
15. РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 471. Л. 158–159.
16. ОГАЧО. Ф. Р-792. Оп. 38л. Д. 4572. Л. 1 об.
17. Там же. Оп. 23л. Д. 6065. Л. 30, 31.
18. Там же. Оп. 38л. Д. 4572. Л. 5 об.
19. Там же. Л. 4.
В. Г. Демаков,
сотрудник научно-исследовательского отдела
