Научные публикации
Периодика и цензура в годы Великой Отечественной (продолжение)
Государственный исторический музей Южного Урала продолжает подготовку к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне. Выставочный проект «Одна на всех ПОБЕДА!» включает в себя большой объем информации о жизни Южного Урала в 30–40-е годы прошлого века. Важнейшим источником для научных сотрудников, готовивших материалы, стала периодическая печать. Вполне справедлив вопрос о достоверности содержащегося в газетах того времени материала. Продолжим наш рассказ о том, что можно было писать, а что было категорически под запретом, эффективна ли была система реализации этих запретов. Это позволит понять, насколько объективно жизнь советского общества отражалась на страницах периодики того времени.
В первоначальном положении о Главлите 1922 г. определялось 4 основных положения, по которым то или иное издание не допускалось к печати. Речь шла о произведениях, содержащих агитацию против советской власти и диктатуры пролетариата, разглашение государственной тайны, распространение идей националистического и религиозного фанатизма, порнографических. В 1926 г. в «Перечне сведений, составляющих тайну и не подлежащих распространению в целях охранения политико-экономических интересов СССР» содержится 96 пунктов, в 1936 г. их стало 372, в 1937 – 672. Незадолго до начала военных действий Главлит подготовил новый перечень сведений, составлявших государственную тайну, взамен устаревшего, относившегося к 1926 г. К перечню прилагались «Дополнения на военное время» из 18 пунктов1. Сам список запретов достаточно обширен, поэтому нет возможности привести его полностью. Некоторые можно классифицировать по отдельным темам.
1) Сведения военного характера: дислокация частей, заведений и учреждений РККА и объектов военной охраны (за исключением пехоты); организация, численность, подготовка, техническое и военно-инженерное оборудование, финансирование, снабжение и вообще состояние вооруженных сил СССР; мобилизационные и оперативные планы (как общие, так и частичные), расчеты, проекты и мероприятия, а также мобилизационная готовность РККА, промышленности, транспорта, связи и страны в целом; дислокация, оборудование, состояние, финансово-производственные планы, производительность всей военной промышленности, а также остальной промышленности в части выполнения последними военных заказов; изобретение новых технических и иных средств военной обороны; объявленные секретными или не подлежащими оглашению издания и документы, имеющие отношение к обороне СССР, а равно данные, основанные на указанных изданиях и документах; сведения о месторасположении госпиталей и их деятельности (за исключением шефской помощи и подарков госпиталям); статистические сведения о развитии спорта в СССР, общем количестве разрядников.
2) Сведения экономического характера: состояние казначейских валютных фондов, сведения о текущем расчетном балансе и оперативно-валютных планах СССР; открытия, изобретения, технические усовершенствования, в случае признания таковых имеющими особо важное для страны значение и подлежащими сохранению в тайне; детальные сведения о планах и плановых предложениях, касающихся ввоза и вывоза отдельных товаров, а равно о состоянии экспортных фондов отдельных товаров; сведения о численности населения, статистика смертности и рождаемости, количествах браков и разводов; сведения о руководителях предприятий; сведения о новостройках промышленности.
3) Сведения политического характера: сведения, касающиеся переговоров и соглашений СССР с иностранными государствами, а равно всяких мероприятий и выступлений СССР в области внешней политики и внешней торговли, поскольку указанные сведения не основаны на официально опубликованных данных; сведения о жизни и деятельности В. И. Ленина и И. В. Сталина без разрешения отдела печати ЦК ВКП(б); сведения, заранее указывающие маршруты, остановки, места выступлений (съезды, конференции, митинги), места лечения, пути обратного следования и т. д. в отношении членов правительства СССР и РСФСР и членов ЦК ЦКК ВКП(б).
4) Сведения правового характера: сведения о методах и мерах борьбы со шпионажем и контрреволюцией; сведения, касающиеся структуры и деятельности органов НКВД без согласования с последними; сведения о преступлениях, находящихся в процессе дознания и следствия, а также материалы розыскного и следственного производства, кроме опубликованных при судебном рассмотрении дел. Сюда относятся сообщения, касающиеся фактов вредительства в той или иной области народного хозяйства, как в центре, так и на периферии. Опубликовывая сведения о фактах вредительства, необходимо в каждом отдельном случае согласовывать вопрос с органами НКВД, дабы ни в коем случае не помешать оперативной работе последнего; сведения об административных высылках социально-опасного элемента как массовых, так и единичных, а также данные о порядке конвоирования заключенных, охране мест заключения и государственного имущества (о местонахождении охранных постов, их количестве, численности, вооружении и т. п.) и отрицательные сведения о состоянии мест заключения. Сведения о деятельности концлагерей НКВД и о жизни заключенных в них можно опубликовать только с разрешения НКВД; сведения о секретных методах борьбы с уголовным и преступным элементом. Сообщения о бандитских актах на государственных учреждениях и о покушении на отдельных лиц можно публиковать в печати лишь с разрешения НКВД; сведения о забастовках, массовых антисоветских выступлениях, манифестациях, о беспорядках и волнениях в тюрьмах и лагерях, кроме официальных сообщениях органов власти. Отдельные случаи антисоветских выступлений оглашать разрешается по согласованию с органами НКВД.
5) Сведения о катастрофах и несчастных случаях: сведения о пожарах и взрывах на промышленных предприятиях, а также в партийных и советских учреждениях без согласования с правоохранительными органами; сведения о случаях самоубийства и умопомешательства, а также о случаях самоубийства ответственных партийных и советских работников без согласования с партийными комитетами2.
При этом за рамками обзора остаются появлявшиеся временные запреты. Например, в 1939 г. руководитель Главлита Н. Садчиков издает распоряжение-указание, распространенное по всем местным цензурным учреждениям. В нем речь идет о названиях животных в колхозах и совхозах. Неудовольствие начальства вызвано тем, что работники сельского хозяйства «называют свиней и коров политически недопустимыми именами: «Депутат», «Селькор», «Русь», «Антанта», «Пионерка», «Пролетарка». Предлагаю изменить клички животных: «Нарком» на «Наркоз», «Правда» на «Плут», а также клички как «Коммуна», «Свобода» срочно изменить»3.
Главлит и его подразделения на местах периодически устраивали проверки сохранности секретов в периодической печати. В 1942 г. изучались статьи об экономике, цензоры просмотрели комплекты всех газет и журналов по углю, нефти, транспорту, черной металлургии и т. д. Было установлено, что «в процессе изучения этих отраслей промышленности можно выявить состояние нашего народного хозяйства». В связи с этим вводилась градация по отношению к газетам различных видов. Например, сообщая о ходе уборки урожая, районная газета не имела права давать статистические сводки по району – только по отдельным МТС или колхозам. Районную статистику можно было публиковать только на уровне области (статистика всей области считалась секретной). Об этой проблеме в 1943 г. редакторам напомнило и Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). В своем письме оно обращало внимание на «необходимость строжайшего соблюдения государственной тайны в печати. Необходимо проявлять величайшую осторожность и осмотрительность при освещении в печати работы промышленных предприятий, чтобы не разгласить сведения, имеющие секретный характер». Далее сотрудникам редакций указали, что они вместе с цензурными органами несут ответственность за разглашение государственной тайны4.
Множество проблем возникало и с критическими публикациями. Редактор одной из районных газет Челябинской области отмечал: «выдвигаешь критику на того или иного хозяйственника, пишешь, что он занимается очковтирательством, он встал на антигосударственный путь – и тут вмешивается цензор и говорит – слушайте, товарищи, антигосударственный путь – это уже слишком». Далее приведен пример центральных газет, которые о подобных случаях пишут весьма подробно. «Значит «Правде» можно писать такие вещи», – заключает он. Подобные жалобы шли и от других редакторов, которые сообщали, что «на местах многие уполномоченные обллита огульно снимают критический материал, не задаваясь вопросом – в какой мере снятие того или иного материала оправдывается целесообразностью». На следующем совещании руководитель обллита вынужден был отвечать на претензии: «Есть определение: критические материалы должны не перерастать за рамки, когда создается обстановка мрачности».
Сам порядок печати, определявшийся в инструкциях Главлита, выглядел следующим образом: 1) типографии не имели права принимать к печати заказы, на которых отсутствовало разрешение цензуры. Запрещалось вносить какие-либо изменения в одобренный Литами заказ; 2) печатное произведение подвергалось трехкратной проверке: перед версткой (набором), перед печатанием и перед выпуском в свет. При этом на каждую стадию давалось отдельное разрешение – разрешительная виза (литера). Она представляла собой набор из двух букв и нескольких цифр: цензоры, работавшие в областной газете, имели номера с 1 по 101, районные и городские – от 101 до бесконечности. В Челябинской области разрешительная виза выглядела так: ФБ 703. Исключением являлись многотиражки предприятий, где номер ставился без буквенного обозначения, что обеспечивало сохранение в тайне местоположения завода. Литера печаталась на последней странице любого издания мелким шрифтом, не выделяясь из шрифта всего издания. В 1942 г. литы изменились, став четырех- и пятизначными. Для Магнитогорска диапазон литов составлял от 10501 до 12000, для Троицка – от 20301 до 21700. Исключение составлял руководитель крайобллита, получивший литы от 1 до 1500. Буквенное обозначение оставалось прежним.
Все работники цензурного ведомства делились на цензоров предварительного и последующего контроля (уполномоченных и политредакторов). Первые читали весь текст полностью, изучая каждое слово, строку, заголовки, рисунки и фотографии. У цензора последующего контроля не было сплошной читки текста, он сам выбирал материал, необходимость контроля которого казалась ему наиболее важной. Сам последующий контроль издания предусматривал 4 варианта. В первом случае цензор предварительного контроля, дав разрешение к печати, второй экземпляр верстки немедленно высылал в Обллит, где ее изучал цензор последующего контроля. Если обнаруживались недостатки, то печатание издания приостанавливалось. Второй вариант предполагал получение обллитом сигнального экземпляра. В третьем случае речь шла о комплексной проверке деятельности цензора предварительного контроля. В обллите изучался комплект издания за определенный период. Для газеты он составлял месяц, два или полгода. Четвертый вариант предусматривал проверку вычерков, сделанных цензором предварительного просмотра, с целью выявления их правильности.
Под особый контроль попадали сведения, носящие военный характер. Все случаи их обнаружения объявлялись чрезвычайным происшествием, требующим немедленного принятия мер. Цензор последующего контроля, обнаруживший подобный факт, обязан был доложить о нем начальнику обллита или его заместителю, в известность ставились также секретарь РК (ГК) ВКП(б) и отдел пропаганды обкома партии. Независимо от характера объяснения, к цензору, допустившему нарушение, применялось административное (или уголовное) наказание. В руководящих документах предлагалось применять все 4 вида последующего контроля.
На практике ситуация выглядела иначе. Так, в Москву поступило письмо уполномоченного Челябинского обллита по г. Каменску, в котором он жаловался на руководство местной типографии (где печаталась газета «Каменский рабочий»), отказавшееся выделить отдельное помещение. Цензору приходилось работать в типографии, являясь на дежурство в 21 час и находясь там до 5–6 утра. Газета проверялась «на ходу, когда на окне, на стуле и т. д. Кругом шум, гам, стук машин и т. п.». В таких условиях «неминуемо будет в работе брак, ошибки, разглашение государственных и военных тайн». Разрешать конфликты между сотрудниками цензурного ведомства и редакциями приходилось партийным органам. В 1942 г. такой случай произошел с городской газетой «Копейский рабочий». Редактор газеты неоднократно заявляла, что «цензоры связывают по рукам и ногам», а на вопросы райкома, почему нет статей о добыче угля, отвечала: «О чем писать, об авариях писать не разрешают, указывать количество угля не разрешают». В конечном счете ее сняли с этой должности. Как удовлетворенно заметил руководитель Челябинскогообллита: «Сейчас работает другой товарищ, и газета пишет и об угле, и о стахановцах и т. д.».
В функции Главлита входила и борьба с «политически вредными» опечатками в СМИ. Началась эта кампания в конце 30-х гг., и поводом для нее стала публикация «Челябинского рабочего» от 22 февраля 1936 г. В тексте резолюции Областного съезда Советов была обнаружена следующая опечатка: «достигнутые за 19 лет успехи под куроводством (вместо руководства – Л. А.) партии Ленина – Сталина». Обллит передал дело по этому «антисоветскому» факту в НКВД. В 1941 г. в крайобллиты поступает циркуляр за подписью Н. Садчикова. В нем цензоров обязали быть бдительными, т. к. «опечатками и искажениями пользуются враги народа и шпионы», и не только пользуются, но и организуют их. «Роль советской цензуры как органа, охраняющего военные, экономические, политические интересы СССР, неизмеримо возрастает», – подчеркивается в документе.
Несмотря на предупреждения, ошибки продолжались. В годы войны в одном из номеров «Чкаловской коммуны» корректор пропустил ошибку: в слове «главнокомандующий» была пропущена буква «л». Редактор газеты отделался партийным взысканием, а корректор оказался в тюрьме. Аналогичный случай произошел и с «Уральским рабочим», который 24 июня 1941 г. исказил текст Указа Президиума Верховного Совета СССР. Виновным оказался фрезеровщик типографии, совершивший технологическую ошибку при обработке шрифта. В результате было забраковано 11400 экз. газеты, что составило 390 кг бумаги. Сотрудник типографии был осужден.
Цензура влияла и на процесс распространения печатных изданий. Значительную часть региональных газет и журналов можно было получать только в пределах области или края. Незадолго до начала войны Главлит запретил распространение по подписке областных, краевых, городских и районных газет (кроме особо оговоренных) за пределы страны, стремясь таким образом пресечь попадание за границу информации, имеющей статус государственной тайны: расположение воинских частей, оборонных заводов и т. д. Тем не менее, как подчеркивалось в документах Главлита, в первой половине 1941 г. Германия выписывала для себя 37 центральных газет, 26 областных и краевых и 52 журнала, Япония соответственно получала по подписке 39 центральных, 14 областных и краевых изданий и 131 журнал. США выписывали 40 центральных изданий, 26 областных и краевых и 52 журнала.
Подводя итог, можно отметить, что в период военных действий деятельность организаций, несущих ответственность за сохранение государственной тайны, вполне закономерна и оправдана. Вместе с тем, в СССР распространение газет и журналов, как и их содержание, были под строжайшим контролем цензурного ведомства. Цензоры предварительного и последующего контроля ежедневно прочитывали тысячи изданий, отсекая любые, на их взгляд, проявления неблагонадежности и сверяя свою деятельность с многостраничными списками запретов. Начало военных действий не внесло существенных изменений в работу этой организации, так как еще в 30-е гг. она превратилась в полувоенное формирование. Единственное, что осложняло жизнь местным структурам Главлита, – наличие большого количества оборонных предприятий и эвакуированного населения, имевшего свои представления о происходящих в стране событиях.
В итоге система периодических изданий Южного Урала продолжала функционировать даже в чрезвычайных условиях военного времени. Другое дело, что информация, содержащаяся в СМИ, не давала полного представления о происходящих событиях, стремясь исказить их в соответствии с идеологическим установками, исходящими от партийных органов, что создавало иллюзорную картину «быстрой победы» в начале войны и не всегда оправданный оптимизм на фоне тяжелейших условий жизни и больших жертв.
1. Здесь и далее используются материалы центральных и местных архивов.
2. Составлено по: ОГАЧО. Ф. п. 288. Оп. 6. Д. 246. Л. 153; Ф. Р-496. Оп. 1. Д. 11. Л. 11–13; Постановление СНК СССР от 27 апреля 1926 г. «Об утверждении Перечня сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной» // Законодательные и административно-правовые акты военного времени. С 22 июня 1941 г. по 22 марта 1942 г. М., 1942; Краткая инструкция-перечень по охране государственной тайны в печати для районных органов Главлита. Август 1930 г. // История советской политической цензуры. Документы и комментарии. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1997; Об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, содержащих государственную тайну. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 15 ноября 1943 г. // Законодательные и административно-правовые акты военного времени. С 22 марта 1942 г. по 1 мая 1943 г. М., 1943.
3. Цит. по: Горчева А. Ю. Главлит: становление советской тоталитарной цензуры // Вестник МГУ. Серия 10. Журналистика. 1992. № 2 (март – апрель). С. 36.
4. «О недостатках газет в освещении работы промышленных предприятий. Письмо Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) всем редакторам городских, областных, краевых и республиканских газет». Март 1943 г. // О партийной и советской печати. Сборник документов. М.: Правда, 1954. С. 525.