Убийство царской семьи: свидетельства палачей

10 июля 2018 года в Государственном историческом музее Южного Урала начала работу выставка «Романовы: 23 ступени в бессмертие…», посвященная столетию со дня трагической гибели царской семьи. На ней можно ознакомиться с биографией последнего российского императора, проследить скорбный путь, который прошли Николай Александрович и его близкие — от отречения 2 марта 1917 года до нижнего этажа дома Ипатьева,— выяснить подробности следствия, начавшегося сразу после взятия Екатеринбурга белыми и продолжающегося по сей день. Кроме фотографий, документов и авторского текста на выставке представлен большой объем воспоминаний, опубликованных за два последних десятилетия. Опираясь на них, можно представить, что происходило накануне и в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. Попытаемся восстановить ход событий.

Нижний этаж дома Ипатьева

Где было принято окончательное решение о расстреле Николая II — в Москве или Екатеринбурге? На этот вопрос до сих пор нет ответа. Известно, что 12 июля состоялось заседание Уралоблсовета, на котором было принято решение об уничтожении царской семьи. Об этом в своих воспоминаниях пишет редактор «Уральского рабочего», член президиума исполкома В. Воробьев: «…когда стало очевидным — Екатеринбург нам не удержать — вопрос о судьбе царской семьи был поставлен ребром. Увозить бывшего царя было некуда, да и везти далеко не безопасно. И на одном из заседаний облсовета мы решили Романовых расстрелять, не ожидая суда над ними…»³

Существует версия, согласно которой вернувшийся накануне из Москвы Ф. И. Голощекин4 привез решение о судьбе царской семьи. Из воспоминаний М. А. Медведева (Кудрина)5 о заседании Уралоблсовета днем 16 июля 1918 года: «Когда я вошел, присутствующие решали, что делать с бывшим Царем Николаем II Романовым и его семьей. Сообщение о поездке в Москву к Я. М. Свердлову делал Ф. Голощекин. Санкции ВЦИК на расстрел семьи Романовых Голощекину получить не удалось. Свердлов советовался с В. И. Лениным, который высказался за привоз Царской семьи в Москву и открытый суд над Николаем II и его женой Александрой Федоровной, предательство которой в годы Первой мировой войны дорого обошлось России.

– Именно всероссийский суд! — доказывал Ленин Свердлову,— с публикацией в газетах. Подсчитать, какой людской и материальный урон нанес самодержец стране за годы царствования. Сколько повешено революционеров, сколько погибло на каторге, на никому не нужной войне! Чтоб ответил перед всем народом! Вы думаете, только темный мужичок верит у нас в “доброго” батюшку-Царя? Не только, дорогой мой Яков Михайлович! Давно ли передовой наш питерский рабочий шел к Зимнему с хоругвями? Всего каких-нибудь 13 лет назад! Вот эту непостижимую “российскую” доверчивость и должен развеять в дым открытый процесс над Николаем Кровавым… Я. М. Свердлов пытался приводить доводы Голощекина об опасностях провоза поездом Царской семьи через Россию, где то и дело вспыхивали контрреволюционные восстания в городах, о тяжелом положении на фронтах под Екатеринбургом, но Ленин стоял на своем…»⁶

Днем 16 июля 1918 года в столицу революционной России пришла телеграмма из Кьебенхафна (Дания): «Lenin member of the government MSK — Rumour here going that the exszar has been murdered kindly wire facts — national tidende» («Ленину, члену правительства, Москва. Здесь распространился слух, что бывший царь убит. Сообщите, пожалуйста, по телеграфу факты. National Tidende»). Ответ был написан Лениным на английском языке: «National Tidende Kjobenhavn — Rumour not true exszar safe all rumours are only lie of capitalist press…» («Слух неверен, бывший царь здоров, все слухи — только ложь капиталистической прессы…»)⁷.

Эта телеграмма не была отправлена, о чем свидетельствует пометка на ее копии: «Вернули с телеграфа. Не имеют связи». Телеграф, единственный тогда быстрый вид связи, временами давал сбои. Вечером того же 16 июля запрос Уралоблсовета не был принят напрямую в Москве и дошел до адресатов через Петроград с припиской Зиновьева: «Снеситесь по этому поводу сами с Екатеринбургом…» В Москве был 21 час 22 минуты, в Екатеринбурге — 23 часа 22 минуты: «Москва. Кремль, Свердлову, копия Ленину. Сообщите Москву, что условленного с Филиппом суда, по военным обстоятельствам не терпит отлагательства, ждать не можем, если ваши мнения противоположны, сейчас же вне очереди сообщите. Голощекин, Сафаров»8.

На сегодняшний день нет подтверждения того, что Центр ответил на этот запрос. Комендант дома Ипатьева (или Дома особого назначения) Я. М. Юровский9 вспоминает: «16/VII была получена телеграмма из Перми на условном языке, содержащая приказ об истреблении Романовых»10. Но документ этот не сохранился. Возможно, его вообще не существовало. В самом доме происходили странные вещи. О них мы узнаем из последней записи в дневнике Александры Федоровны: «3\16 июля. 23-й день рождения Ирины — Екатеринбург. Пасмурное утро, позже — хорошая солнечная погода. У Бэби легкая простуда. Все выходили гулять утром на полчаса. Ольга и я готовили наши лекарства. Татьяна читала мне Духовное чтение. Они вышли гулять, Татьяна осталась со мной, и мы читали: Книгу пророка Амоса и пророка Авдии. Плела кружева. Каждое утро к нам в комнаты приходит комендант, наконец, через неделю принес яиц для Бэби. 8 часов. Ужин. Совершенно неожиданно Леньку Седнева¹¹ отправили навестить дядю, и он сбежал,— хотелось бы знать, правда ли это и увидим ли мы когда-нибудь этого мальчика! Играла в безик с Николаем. 10 ½ часов. Легла в постель. +15 градусов»¹².

Попытки восстановить ход событий, произошедших в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в доме Ипатьева, предпринимались многими исследователями. Сложность в том, что в воспоминаниях убийц имеются многочисленные противоречия. Да и сами «мемуары» долгое время были засекречены. В 1934 году комендант Дома особого назначения Я. М. Юровский заявил: «Что я здесь расскажу, увидит свет через много лет. Я могу в материалах, которые даю для уральского Истпарта ВКП(б), подробно остановиться на моментах, которые не многим известны, о которых никто не рассказывал или не расскажет и рассказать не может, потому что одни умерли физически, а другие политически… Вот почему я считаю совершенно необходимым предупредить всех участников данного нарочито созванного узкого совещания запомнить, что все это только для истории, и без ведома ЦК этот материал использован быть не может, и никому ни по секрету, ни архисекрету не рассказывать, а, выйдя отсюда, сейчас же забыть о нем»13.

П. С. Медведев. 1918 год

За последние десятилетия многие документы были рассекречены. Попытаемся сопоставить воспоминания палачей. Начало трагических событий лучше всего изложено в материалах допроса П. С. Медведева14: «Вечером 16-го июля я вступил на дежурство, и комендант Юровский часу в 8-м того же вечера приказал мне отобрать в команде и принести ему все револьверы системы Наган. У стоявших на постах и у некоторых других я отобрал револьверы, всего 12 штук, и принес в канцелярию коменданта. Тогда Юровский объявил мне: “Сегодня придется всех расстрелять. Предупреди команду, чтобы не тревожились, если услышат выстрелы”… Часов в 12 ночи Юровский разбудил Царскую семью… Часу во втором ночи вышли из своих комнат Царь, Царица, четыре царских дочери, служанка, доктор, повар и лакей. Наследника Царь нес на руках… При мне никто из членов Царской семьи никаких вопросов никому не предлагал. Не было также ни слез, ни рыданий. Спустившись по лестнице, ведущей из второй прихожей в нижний этаж, вышли во двор, а оттуда, через вторую дверь (считая от ворот) во внутренние помещения нижнего этажа. Дорогу указывал Юровский»15.

Я. М. Юровский. 1918 год

Далее обратимся к воспоминаниям самого Я. М. Юровского: «16-го в 6 ч. вечера Филипп Голощекин предписал привести приказ в исполнение. В 12 часов ночи должна была приехать машина для отвоза трупов… Когда приехал автомобиль, все спали… Все длилось несколько секунд. Затем началась стрельба, продолжавшаяся две-три минуты. Николай был убит самим комендантом¹⁶ наповал. Затем сразу же умерли Александра Федоровна и люди Романовых (всего было расстреляно 12 человек: Николай, Александра Федоровна, четыре дочери — Татьяна, Ольга, Мария и Анастасия, доктор Боткин, лакей Трупп, повар Тихомиров, еще повар и фрейлина, фамилию которой комендант забыл). Алексей, три из его сестер, фрейлина и Боткин были еще живы. Их пришлось пристреливать… Когда одну из девиц пытались доколоть штыком, то штык не мог пробить корсажа. Благодаря всему этому, вся процедура, считая “проверку” (щупанье пульса и т. д.), взяла минут 20»17.

П. З. Ермаков. Начало ХХ века. Фотография из следственного дела

Совсем по-другому выглядит казнь в воспоминаниях П. З. Ермакова18: «Хорошо сохранилась у меня в памяти 1 фаланга: сел Николай, Алексей, Александра, старшая дочь Татьяна, далее доктор Боткин сел, потом фрейлина и дальше все остальные… Надо сказать, что уже заранее было распределено, кому и как стрелять. Я себе взял самого Николая, Александру, дочь, Алексея, потому, что у меня был маузер, им можно верно работать, остальные наганы. После спуска в нижний этаж, мы немножко обождали, потом комендант предложил всем встать, все встали, но Алексей сидел на стуле, тогда стал читать приговор постановления, где говорилось по постановлению Исполнительного Комитета — расстрелять. Тогда у Николая вырвалась фраза: так нас никуда не повезут, ждать дальше было нельзя, я дал выстрел в него в упор, он упал сразу, но и остальные также… В это время поднялся между ними плач, один другому стали бросаться на шею, затем дали несколько залпов и все упали. Когда я стал осматривать их состояние, которые еще были живы, то я давал новый выстрел в них. Николай умер с одной пули, жене было дано две и другим также по несколько пуль при проверке пульса, когда были уже мертвы…»19

А. Г. Кабанов. Начало 1920-х годов

Вот что свидетельствовал еще один из палачей — А. Г. Кабанов²⁰: «Было решено акцию эту провести в той подвальной комнате, в которой помещался я со своей пулеметной командой… Для этой цели убрали из комнат наши кровати и другую мебель. Николай II, придя в указанную комнату, сына посадил на приготовленный нами стул, а сам встал посреди комнаты, лицом к двери. Все остальные встали с правой и левой руки, лицом к двери. Товарищ Юровский вошел в эту комнату, встал в угол и зачитал Николаю II и его семье Постановление Уральского областного совета об их расстреле. После оглашения товарищем Юровским постановления Областного совета сразу затрещал мотор грузовой машины и присутствующие при этом товарищи, сначала не входя в комнату, где находились приговоренные, начали стрелять через проем открытой двустворной двери. Присутствующий здесь член, то есть чекист М. Медведев, с первого выстрела застрелил насмерть Николая II. В это время я также разрядил свой наган по осужденным. Результатов моих выстрелов я не знаю, так как вынужден был сразу пойти на чердак к пулемету. Когда я слез с чердака, то увидел такую картину: две младшие дочери царя, прижавшиеся к стенке, сидели на корточках и закрывали головы руками, а в их головы в это время двое стреляли. Алексей лежал на полу, в него тоже стреляли. Фрельна лежала на полу еще живая. Когда я вбежал в помещение казни, я крикнул, чтобы немедленно прекратили стрельбу, а живых докончили штыками, но к этому времени в живых остались только Алексей и фрельна. Один из товарищей в грудь фрельны стал вонзать штык американской винтовки “Винчестер”. Штык вроде кинжала, но тупой, и грудь не пронзал, а фрельна ухватилась обеими руками за штык и стала кричать, но потом ее и трех царских собак добили прикладами ружей»²¹.

М. А. Медведев (Кудрин). 1950-е годы

В мемуарах М. А. Медведева (Кудрина) расстрел выглядит немного по-другому:

«В комнату вошел и выстроился как раз напротив отряд латышей: пять человек в первом ряду, и двое с винтовками — во втором. Царица перекрестилась. Стало так тихо, что со двора через окно слышно, как тарахтит мотор грузовика. Юровский на полшага выходит вперед и обращается к царю: “Николай Александрович! Попытки ваших единомышленников спасти Вас не увенчались успехом! И вот, в тяжелую годину для Советской республики…” Яков Михайлович повышает голос и рукой рубит воздух — “…на нас возложена миссия покончить с домом Романовых!” Женские крики: “Боже мой! Ах! Ох!”. Николай быстро бормочет: “Господи, боже мой! Господи, боже мой! Что же это такое?!”

“А вот что такое!” — говорит Юровский, вынимая из кобуры “маузер”. “Так нас никуда не повезут?” — спрашивает глухим голосом Боткин. Юровский хочет ему что-то ответить, но я уже спускаю курок моего “браунинга” и всаживаю первую пулю в царя. Одновременно с моим выстрелом раздается первый залп латышей и моих товарищей справа и слева. Юровский и Ермаков так же стреляют в грудь Николая II почти в упор. На моем пятом выстреле Николай II валится снопом на спину.

Женский виз и стоны: вижу, как падает Боткин, у стены оседает лакей и валится на колени повар. Белая подушка двинулась от дверей в правый угол комнаты. В пороховом дыму от кричащей женской группы метнулась к закрытой двери женская фигура и тут же падает, сраженная выстрелом Ермакова, который уже палит из второго нагана. Слышно, как лязгают рикошетом пули от каменных столбов, летит известковая пыль. В комнате ничего не видно из-за дыма; стрельба идет уже по еле видным падающим силуэтам в правом углу. Затихли крики, но выстрелы еще грохочут: Ермаков стреляет из третьего нагана. Слышим голос Юровского: “Стой! Прекратить огонь!”

Тишина. Звенит в ушах. Кого-то из красноармейцев ранило в палец руки и шею — то ли рикошетом, то ли в пороховом тумане латыши из второго ряда из винтовки обожгли пулями. Редеет пелена дыма и пыли. Яков Михайлович предлагает мне с Ермаковым как представителям ЧК и Красной Армии засвидетельствовать смерть каждого члена царской семьи. Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, женский радостный крик: “Слава богу! Меня бог спас!”

Шатаясь, поднимается уцелевшая горничная: она прикрылась подушками, в пуху которых увязли пули. У латышей уже расстреляны все патроны, тогда двое с винтовками подходят к ней через лежащие тела и штыками прикалывают горничную. От ее предсмертного крика очнулся и застонал легко раненый Алексей — он лежит на стуле. К нему подходит Юровский и выпускает три последние пули из своего “маузера”. Парень затих и медленно сползает со стула к ногам своего отца. Мы с Ермаковым щупаем пульс у Николая — он весь изрешечен пулями, мертв. Осматриваем остальных и достреливаем из “кольта” и ермаковского нагана еще живых Татьяну и Анастасию. Теперь все бездыханны… Красноармеец принес на штыке комнатную собачку Анастасии — когда мы шли мимо двери (на лестницу второго этажа) из-за створок раздался протяжный жалобный вой — последний салют императору всероссийскому. Труп песика бросили рядом с царским»²².

Г. П. Никулин. 1918 год

И еще один участник расстрела — Г. П. Никулин²³. Вот что он пишет:

«На самом же деле нас было, исполнителей, 8 человек: значит, Юровский, Никулин, Медведев Михаил, Медведев Павел — четыре, Ермаков Петр — пять. Вот, я не уверен, что Кабанов Иван — шесть, и еще двоих я не помню фамилий. Когда мы спустились в подвал, тоже не догадались, сначала, там даже стулья поставить, чтобы сесть. Потому что этот был… не ходил, понимаете, Алексей. Надо было его посадить, ну, тут моментально, значит, поднесли это (стулья). Они, так это, когда спустились в подвал, так это, недоуменно стали переглядываться между собой… Тут же внесли, значит, стулья. Села, значит, Александра Федоровна, наследника посадили, и товарищ Юровский, значит, произнес такую фразу: “Ваши друзья наступают на Екатеринбург, поэтому вы приговорены к смерти”.

До них даже не дошло, понимаете, в чем дело, потому что Николай произнес только сразу: “А?!” А в это время сразу залп наш уже — один, второй, третий… Ну, там еще кое-кто, значит, так сказать, ну, что ли был еще не совсем окончательно, значит, убит. Ну, потом, значит, пришлось еще кое-кого достреливать. Ну, вот, была, эта самая… Анастасия и эта… закрылась, вот, подушкой — Давыдова. Пришлось подушку, значит, сдернуть и пристрелить ее. Да… А мальчик был тут же, сразу… Ну, правда, он долго ворочался… Во всяком случае с ним и с мальчиком было покончено быстро.

Я, например, считаю, что с нашей стороны была проявлена гуманность… потом, когда, понимаете, воевал, вот, в составе 3 армии, 29-ой стрелковой дивизии, я считал, что если я попаду в плен к белым и со мной поступят таким образом, то я буду только счастлив. Потому что, вообще, с нашим братом там поступали зверски… В течение получаса все было завершено. Ну, значит, во дворе стоял грузовик, приготовленный. Он, кстати, был заведен для того, чтобы создать, так сказать, условия неслышимости. Мы, значит, на одеялах, трупы эти выносили в грузовик… Все одиннадцать человек были расстреляны»24.

Казнь состоялась. Теперь предстояло скрыть следы преступления.

Этому будет посвящена следующая статья…

---

Примечания

1. По старому стилю.

2. Дневники императора Николая II. М. : Орбита, 1991. С. 684.

3. Воробьев В. Конец Романовых. Из воспоминаний // Прожектор. 1928. № 22. С. 26.

4. Филипп Исаевич Голощекин родился в 1876 году в городе Невеле Витебской губернии. Окончил зубоврачебную школу в Риге. В партии с 1903 года, близкий друг Я. М. Свердлова. Партийные клички: Филипп, Борис Иванович. В мае 1917 года ЦК направил Голощекина на Урал. Избирался в Президиум Уральского областного совета (Екатеринбург), с февраля 1918 года областной военный комиссар. Ему подчинялась вся охрана Ипатьевского дома. С 1918 года — секретарь ЦК партии по Уралу и Сибири. Многие годы член коллегии ЧК, ГПУ, НКВД. С 1924 года первый секретарь компартии Казахстана. С 1933 года главный арбитр СНК СССР. Расстрелян в 1941 году.

5. Михаил Александрович Медведев (Кудрин) (1891–1964). С июля 1918 года следователь и председатель Уральской областной ЧК. С 1931 года работал в органах НКВД.

6. РЦХИДНИ. Ф. 588. Оп. 3с. Д. 12. Л. 41–42.

7. ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 1109. Л. 40–41.

8. Там же. Д. 653. Л. 12.

9. Яков Михайлович Юровский (1878–1938). Родился в городе Каинске Томской губернии. С восьми лет начал трудовую деятельность. В 1905 году вступил в РСДРП, состоял в боевых отрядах, познакомился с Я. М. Свердловым. После революции уехал в Берлин, женился и перешел в лютеранство. По возвращении на родину открыл часовой магазин. В 1912 году за революционную деятельность был выслан в Екатеринбург, где открыл «Фотоателье М. Я. Юровской» (на имя супруги). В войну солдат 698-й Пермской пехотной дружины. Окончил фельдшерскую школу, получив звание ротного фельдшера. После февраля 1917 года был избран от своего лазарета в Екатеринбургский Совет рабочих и солдатских депутатов, после Октябрьской революции назначен членом исполкома Совета, председателем Следственной комиссии Уральского областного революционного трибунала, членом коллегии Екатеринбургской ЧК. После убийства царя был назначен заведующим Московской районной ЧК и членом коллегии МЧК, а с 1919 года работал председателем Екатеринбургской ЧК. Ленин считал Юровского «надежнейшим коммунистом». В дальнейшем он занимал разные посты в Москве: в Гохране (заведующий управлением), Резинотресте (начальник отдела), на заводе «Красный богатырь» (заместитель директора), в Русаковском трамвайном парке (секретарь партячейки), Политехническом музее (директор). Умер от рака.

10. Последние дни Романовых. Документы, материалы следствия, дневники, версии. Свердловск, 1991. С. 154.

11. Леонид Иванович Седнев (1903–?). Из крестьян деревни Сверчково Мышкинского уезда Ярославской губернии. По ходатайству дяди И. Д. Седнева в 1916 году был определен к Высочайшему двору учеником повара. После февральских событий 1917 года находился под арестом в Царском Селе. В Тобольске стал товарищем царевича Алексея по детским играм. Накануне убийства Романовых Лика Седнев (так его звала государыня) был уведен из дома. Объясняя причину доктору Е. С. Боткину, комендант Я. М. Юровский сообщил, что его дядя бежал. Но сейчас вернулся и хочет видеть племянника. История о том, кто сохранил жизнь мальчику, вызывает вопрос. Я. М. Юровский в воспоминаниях пишет, что это было распоряжение Ф. И. Голощекина. М. А. Медведев (Кудрин) сообщает, что во время обсуждения расстрела Юровский предлагал сделать снисхождение, а П. Л. Войков рассказывал, что это он спас мальчика. Во время убийства он находился по соседству, в доме Попова, где размещалась наружная охрана дома Ипатьева. А затем его вывезли в Ярославскую губернию. Дальнейшая судьба Л. И. Седнева неизвестна. Считалось, что он был арестован и казнен в 1929 году сотрудниками Угличского райотдела ОГПУ (Ярославская область). По другой версии, он погиб или был расстрелян за дезертирство в годы Великой Отечественной войны.

12. ГАРФ. Ф. 640. Оп. 1. Д. 326. Л. 93 об.

13. ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 1. Д. 151. Л. 1–22.

14. Павел Спиридонович Медведев (1888–1919). Рабочий Сысертского завода. С 1917 года член РСДРП. Участвовал в боях с дутовцами, был начальником внешней охраны Дома особого назначения. В 1919 году арестован в Перми агентом уголовного розыска С. И. Алексеевым. Скончался в тюрьме от сыпного тифа.

15. Гибель царской семьи. Материалы следствия по делу об убийстве царской семьи (Август 1918 — февраль 1920) // Посев. 1978. С. 159–161.

16. Юровский пишет о себе в третьем лице. Этот факт заставил некоторых исследователей сомневаться в авторстве так называемой «Записки Юровского». Нашелся и автор этого документа — советский историк М. Н. Покровский.

17. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 2. Д. 27. Л. 31–34.

18. Петр Захарович Ермаков (1884–1952). Из рабочих. В 1906 году вступил в РСДРП, стал членом Сводной боевой дружины социал-демократов, эсеров и анархистов. В 1907 году арестован по подозрению в убийстве человека. Участвовал в боях с дутовцами, получил ранение. С 1918 году военный комиссар Уральского облсовета. С 1923 года работал в органах НКВД инспектором мест заключения Уральской области. В начале 1930-х годов лично казнил наиболее важных лиц, приговоренных к расстрелу.

19. Исповедь цареубийц. М., 2008. С. 109–113.

20. Алексей Георгиевич Кабанов (1890–1975). Сотрудник Уральской областной ЧК, начальник пулеметной команды в Доме особого назначения.

21. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 2. Д. 27. Л. 31–34.

22. Там же. Л. 153–197.

23. Григорий Петрович Никулин (1895–1965). С 1909 года работал каменщиком, потом на динамитном заводе. В 1917 году вступил в РСДРП(б). В марте 1918 года поступил на службу в Уральскую областную ЧК. В 1920–1922 годах начальник МУРа. Позднее работал в коммунальном хозяйстве столицы. С Я. М. Юровским продолжал дружить до самой смерти бывшего коменданта Дома особого назначения. Умирая, Юровский писал Никулину: «Друг мой, жизнь на ущербе. Надо успеть распорядиться последним, что у меня осталось. Тебе передадут список основных документов и опись моего имущества. Документы передай Музею Революции... Ты мне был, как сын и обнимаю тебя, как сыновей своих». Похоронен на Новодевичьем кладбище.

24. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 2. Д. 27. Л. 197–274.