Научные публикации

Письма, цензура и периодика в годы Великой Отечественной


С 29 марта по 23 июня в Государственном историческом музее Южного Урала проходит выставка «Война глазами очевидцев: плакаты и фронтовые письма». И первые, и вторые являются частью нашего исторического прошлого, ценным источником, позволяющим восстановить объективную картину жизни советских граждан в годы Великой Отечественной войны. При их оценке необходимо учитывать реалии времени, условия, в которых они создавались, осознавать высокий уровень патриотизма, позволивший одержать победу над серьезным и опасным противником. Вместе с тем необходим критический анализ, который позволит оценить существовавшую тогда реальность со всех сторон. Попытаемся проанализировать информацию, содержащуюся в письмах (хранящихся в Объединенном государственном архиве Челябинской области), которыми заинтересовалась военная цензура, сравним их с публикациями в периодических изданиях того времени.

Одной из сущностных черт советского режима был разрыв между официальной информацией и реальной жизнью людей. Назначением пропагандистской машины того времени являлось не столько выявление, сколько сокрытие состояния общества. При этом материалы печати входили и продолжают входить в арсенал историков в качестве неопровержимых доказательств различного рода концепций. Создававшаяся государственными структурами пропаганды мифологизированная картина мира становится частью исторического исследования, если исходить из утверждения, что все опубликованное в официальной прессе заслуживает доверия. Во многих исследованиях практически не затрагивались вопросы, связанные с воздействием политической ситуации в стране на средства массовой информации, не учитывалась зависимость их содержания от политических установок партии, насаждаемых при помощи цензуры на всех уровнях. Необходимый критический анализ подразумевает целый комплекс методов, включая сопоставление публикаций газет с другими источниками, наиболее интересными из которых являются письма. И здесь сразу же обнаруживается разница в содержании тех из них, которые предназначались к опубликованию в печати, и написанных для родных и близких.

В годы войны на страницах центральных и местных газет печатались сотни писем, отправляемых на фронт. Существовали специальные рубрики: «Переписка патриотов», «Письма с фронта», «Письма из советского тыла» и т. д. В 1944 году «Челябинский рабочий» публикует статью «Письма на фронт» 1, в которой указан адрес одного из танкистов Челябинской добровольческой танковой бригады, желавшего переписываться с тружениками тыла. Через некоторое время он получил 120 писем, затем их число перевалило за 800. Подобная переписка всячески поощрялась властями.

Проверкой содержания обычных писем занималась военная цензура, которая, с одной стороны, направляла жалобы в горрайотделы НКВД для принятия надлежащих мер, с другой — отсекала информацию, не вписывающуюся в общую картину. Действительно, в большинстве подобных писем, попадавших под юрисдикцию военной цензуры, содержались жалобы людей на тяжелое положение: «Мы живем очень плохо, потому что получаем паек по 100 г. У меня 3 детей от 5 до 1 года. Кроме этого пайка хозяйство ничем ни помогает. Сама не работаю, т. к. дети маленькие и не с кем оставить дома... Нам как выдадут 100 г хлеба, сейчас же в один раз съедим, а потом 3 дня сидим голодом... Как ты служишь в армии вот уже 2 года, я, что было из обуви и одежды, все до основания продала, мы сейчас голодные и босые». В другом письме еще страшнее: «Мы живем очень плохо, капусты нет, хлеба недостаточно, картошки нет… ходил на кладбище за дохлятиной...» Речь идет о достаточно благополучном (в смысле снабжения) месте — Магнитогорске. И даже здесь за короткий временной период (с 1 по 25 декабря 1944 года) было зафиксировано 217 подобных писем.

В газетах постоянно сообщалось о неустанной заботе партии о семьях фронтовиков. Письма же свидетельствуют об обратном: «Дорогой брат, мы сейчас голодуем. Нам из сельсовета не помогают, говорят: “Мы хлеб сдали государству. Вам давать у нас нечего”. Я не знаю, как нам теперь жить. Мы сейчас не можем ходить, у нас совсем нет есть. Люди здесь умирают в день по 2–3 человека, все от голода. Вот так у нас обеспечивают фронтовиков». Или: «...ты просишь прислать тебе посылку, но дорогой мой, мы бы с удовольствием, но что мы вышлем, когда у нас у самих ничего нет... Ты напиши, пожалуйста, в горком партии, чтобы пришла комиссия, тогда может, для детей что-нибудь дадут» 2.

Многие родные, понимая, каково фронтовикам получать из дома подобные вести, просто скрывали правду: «...в райсоветах бывают выдачи ордеров на одежду и обувь и по линии военкомата тоже, но получают те, кто мало нуждается, ты хоть лоб прошиби, ничего не достигнешь, ничего не добьешься. Бездушные и несправедливые здесь есть люди, каждый думает только за себя. Вот уже 2 года, как мы выехали почти в одних трусах, но сколько же они могут хватать, лишний раз убеждаешься, что раз нет с тобою мужа, то отношение безобразное. Шуре, конечно, об этом на фронт не пишу, не хочу расстраивать».

Вот фрагмент другого письма: «...насчет того, как живу, живу “лучше” всех, только никто не завидует... денег нет, кругом задолжалась, просто даже стыдно, конторе 400 руб. должна, одним словом, около 800 руб. долг имею, картошки нет, пайка совершенно не хватает. Дети этого не понимают, плачут, просят кушать, и вот занимаю денег и покупаю кушать что-нибудь. Ты уже 6 месяцев денег ни копейки не посылал… или своей любовнице посылаешь, не могу понять, детишки голые, босые, веришь или нет. Я не в состоянии им купить даже старую рубашонку, просто людям их показывать стыдно, ниоткуда нет никакой помощи, только одно звание, что дети майора».

Кстати, жалобы на финансовые затруднения довольно часто встречаются в письмах военных лет. В большинстве писем люди сетовали на высокие налоги: «Денег не получаем, потому что за все вычитают, и за заем, и за военный налог, и на облигации. В этот месяц я заработал 200 руб., пришел к кассе, расписался и ушел». Большой заработок также не являлся гарантией нормальной жизни: «…зарабатываем когда как, средний заработок 800–900 руб., очень много высчитывают, холостяцкий налог, разные военные займы, а так же за бездетность. На руки самое большое приходится 5 руб.». За период с 1 по 25 декабря 1944 года только через магнитогорский пункт военной цензуры прошло 253 таких письма.

Печальную картину наблюдаем в письмах учащихся школы ФЗО своим родным. Здесь также имеется расхождение между реальностью и содержанием газетных публикаций. Газета «За трудовую доблесть» печатает письмо ученика М. Хаббибулина: «…первый раз, когда запускали станок, и начала гудеть пила, я отказался работать. Меня, колхозника из Башкирии, испугал шум в цеху, и я боялся подойти к станку...», но вскоре смог приступить к работе и «выполнил нормы до 150 %... Пусть трудятся спокойно колхозники Башкирии, зная, что их земляк честно работает на Кировском заводе и помогает бить врагов» 3.

Домой учащиеся школ ФЗО писали другие письма. В большинстве из них — жалобы на невыносимые условия труда: «Мама. Вы пишите, что Колю берут в ФЗО, эх, как это плохо, он здесь узнает горе, здесь ребята, которые больше работают, так к себе в землянку не ходят, а прям в цеху и спят, не умываются, в баню месяцами не ходят, а уже женихи, а малолеток, таких как Коля, обижают, воруют, продают... На трамваях давка, многие ребята цепляются на ходу, а их трамвай давит. Как узнала я, что он пойдет в ФЗО, даже слезы у меня покатились». В другом письме читаем: «Дорогая милая мамочка, сегодня я получила извещение на деньги и ожила. Мы здесь совсем погибаем, не так от голода, как от работы, мы исполняем лошадиную работу, возим на себе тачки с камнями, с кирпичом, если мы здесь поживем, то не знаю, будем живы или нет, мы так отощали и обессилили, что мне пешком и 10 км не пройти, и я стала похожа на 80-летнюю старуху».

Часто встречаются жалобы на плохое питание: «...это притон всех негодных элементов, в том числе и мы. Здесь голод объял всю рабочую и ученическую массу. Голод сгубил всех. Кусочек хлеба стоит 100 руб., но у нас нет способа добывать хлеб, и мы вынуждены все голодать. Обедали 4 дня без хлеба... Ели щи и помидоры, которые почернели...» В другом письме на эту же тему читаем: «Питание невозможно плохое, целый день кормят одной капустой какого-то серого страшного цвета и вида, я никогда не видела такой, ее называют силосом». Ребята жалуются на недостаток обмундирования («…нам дали ботинки деревянные, а когда пришли с работы, то стали срывать один за другим с ног, они примерзли и сорвались вместе с кожей»), жилищные условия («В общежитии ужасно плохо, холодные, грязные, никакого порядка нет, согнали 80 человек и копошимся как черви. Постель нам выдали плохую, матрасы соломенные и мокрые, замерзают, спим обутые и одетые»; «…работа очень трудная и к тому же грязная, всю смену стоишь на ногах, придешь в общежитие, а там такой холод, что невыносимо, просто жутко, приходим все в масле, грязные, а помыться негде. Такими же грязными ложишься в кровать, начальство не обращает никакого внимания. А воровство развелось жуткое...»).

Серьезной проблемой было уехать домой: «…удрать не хочу, так как ловят и дают по 5 лет тюрьмы...». Ребята искали самые разнообразные варианты: «Милая мамочка, мы живем по старому, думаю каждый день, может ты меня как-нибудь выхлопочешь, а то никакими уговорами отсюда не вырваться и придется здесь подохнуть. Нюре прислали вызов и написали ей так: “Приезжай, умерла мама и заболела сестра!”, и даже смерть заверили врачом… Кате тоже прислали обманную телеграмму… Они обе теперь едут домой. Мамочка, постарайся и ты прислать подобную телеграмму, заверенную врачом, и может быть, я вернусь...» И, как приговор: «...лучше в колхозе будем работать, чем в этом проклятом ФЗО». Такое положение было повсеместно, о чем свидетельствует большое количество подобных писем. Только за период с 1 по 15 декабря 1944 года через магнитогорский пункт военной цензуры прошло 113 подобных посланий 4.

Таким образом, расхождение между содержанием публикаций в периодических изданиях и реальными насущными проблемами вызывали определенное недоверие к газетам как источнику информации. И если официальная пропаганда рисовала мир таким, каким он должен был быть по замыслу партийных вождей, то письма демонстрировали, как воспринимало этот мир население.




1. Челяб. рабочий. 1944. 9 июня.
2. ОГАЧО. Ф. П-115. Оп. 3. Д. 164. Л. 3.
3. За трудовую доблесть. 1942. 10 авг.
4. ОГАЧО. Ф. П-234. Оп. 17. Д. 2. Л. 10, 19 ; Оп. 19. Д. 1. Л. 18.
23.04.2018

Возврат к списку