Научные публикации
Море деревянных одноэтажных домов...
Государственный исторический музей Южного Урала продолжает публиковать воспоминания об истории нашей страны и Челябинска. Предлагаем Вашему вниманию запись беседы с библиотекарем, краеведом, заслуженным работником культуры РСФСР Надеждой Анатольевной Капитоновой, сделанную в январе 2022 года заведующим редакционно-издательским отделом Д.Г. Графовым и заместителем директора музея Е.А. Казаковым.
Я родилась (1931 г.) в Москве в общежитии Академии коммунистического воспитания имени Крупской. Мои родители были слушателями этой академии. Их направили учиться из сибирских краев. Папа учился на факультете политпросветработы, мама - на библиотечном. В этот же год их направили работать в Краснодарский край. Отец читал лекции, а мама была заведующей партийной библиотекой в Геленджике. Родилась сестра, к нам туда приехали жить дед и бабушка (по материнской линии). В 1934–м на отца написали анонимку, и его арестовали.
Но тогда были еще не такие кровожадные времена. Отца выпустили, но отняли партбилет, диплом и право работать по специальности. Он уехал на Украину (где воевал еще в гражданскую войну), чтобы не подвести маму. Ее тоже могли арестовать. В то время регистрировать браки было необязательно, у мамы была своя фамилия, но все равно была опасность, что и ее посадят. В Геленджике похоронили деда. Мамины московские друзья помогли ей устроиться на работу в Малоярославце (известный 101 километр от Москвы, где позволялось жить освободившимся из тюрем и лагерей). Но и там ее нашли, арестовали. И я запомнила, как мы с бабушкой и сестренкой ходили к маме на свидания в тюрьму. Позже и маму освободили, но тоже без права работать по специальности и без партбилета. Какое-то время мы скрывались в деревне.
Перед войной наша семья смогла воссоединиться в Донбассе, одном из пришахтинских поселков. Мы с сестренкой начали учиться в школе. Но началась война, эвакуация, мы провели полтора месяца в теплушке по дороге в Казахстан. Отца мобилизовали на фронт. В Караганде нас поселили в поселке, где жили ссыльные. А когда отец вернулся после войны, мы переехали в Балхаш. Там я закончила школу. Школа была прекрасная. Многие преподаватели были ссыльными московскими и ленинградскими профессорами. Это был ссыльный закрытый край (кругом были лагеря): въехать в город можно было, выехать — только с ведома милиции.
После школы я поступила в Московский библиотечный институт на факультет детских и школьных библиотек (теперь таких факультетов нет ни в одном институте культуры). В середине 30-х годов институт организовала Н. К. Крупская из того библиотечного факультета Академии, где училась мама. Институт наш был за городом (не доезжая Химок), но мы часто бывали в Москве в театрах, на выставках, на встречах с писателями, много ходили по Подмосковью… Поступила я в 1949 году, в год празднования юбилея Сталина, а оканчивала в 1953-м — в год его смерти.
Однажды я видела Сталина живьем на трибуне. Мы - студентами попали в составе колонны спортсменов 7 ноября 1952 года на Красную площадь. Многие участники парада не являлись спортсменами, но были отобраны по внешним данным. Мой родной дядька был главным бухгалтером Московской филармонии и тоже не имел никакого отношения к спорту, но у него была очень красивая фигура (торс, плечи), поэтому его часто приглашали на спортивные парады. На параде 7 ноября мы были одеты в хлопчатобумажные зеленые свитера и зеленые шапочки. Я оказалась там на правом фланге правой колонны и с близкого расстояния разглядела Сталина на трибуне. Пока мы шли через Красную площадь, начался дождь. После парада я пошла к своим родным, которые жили рядом с Кремлем. Дождь продолжался, мой свитер и шапочка потекли зеленым цветом.
По поводу похорон Сталина. Нам опять «повезло». Я проходила практику в библиотечном коллекторе, который располагался на Сретенке. Все уже знали, что Сталин умер, но когда его будут провожать, официально не сообщалось. Догадывались, что он будет в Колонном зале (всех великих провожали там). Мы все собрались в коллекторе. Естественно, коллектор не работает, все плачут. Мы поехали к Колонному залу что-нибудь узнать. Оказалось, что мы сели в последний автобус, который шел в самый центр Москвы. Вышли на Пушкинской улице (теперь Дмитровка) за Колонным залом. Там уже стояла большая толпа. От Колонного зала нас отделял только переулок.
Улицу при нас стали перегораживать грузовиками. Они выстраивались вдоль тротуара. Машина к машине вплотную, никуда не протиснуться. Появилось много военнослужащих для оцепления. При нас с венками стали проходить в Колонный зал представители министерств и посольств. Все они проходили мимо нас в Колонный зал попрощаться со Сталиным. Когда они прошли, стали пропускать нас, и мы оказались в числе первой гражданской колонны. В Колонном зале мы видели всех членов правительства и лежащего Сталина. Мы тогда еще не догадывались, что происходило с людьми на Трубной площади. Ходынка. Есть фильм Евтушенко. У нас погибла одна студентка (диагноз: «Раздавление грудной клетки»).
Меня почему-то всегда спрашивают: «Вы плакали или нет?». Плакала, но по другой причине. Нас с детства учили тому, что есть Сталин - есть страна. Что же будет со страной, со всеми нами?! Недавно я прочитала, что Нина Буденная (дочка Семена Михайловича) была еще девчонкой, когда умер Сталин, и она плакала и говорила: «Как же мы будем жить-то!», а отец ей ответил: «Будем жить лучше!». А я училась в Караганде и Балхаше (Карлаг), где было много ссыльных. Я уже говорила о этом. Например, у нашего педагога по истории муж был помощником Кирова, после убийства Кирова он был сослан в Балхаш и в 1937 году расстрелян. Его детей потом не принимали в институт в Ленинграде как детей врага народа.
Я знала про страшный 1937 год и другие годы. Вот еще пример. У меня был еще один дядя — детский врач. Во время войны его из детского санатория послали служить в военный госпиталь. Дядя вместе с госпиталем попал в окружение и три года провел в немецком лагере, а после освобождения лагеря советскими войсками был сослан на Колыму, где провел 11 лет. Сталин считал попавших в плен предателями. Дядя выжил на Колыме только потому, что в лагере он оказался единственным врачом и провел сложную операцию сыну начальника лагеря, что спасло его от тяжелых работ на лесоповале.
Ему разрешили быть врачом и предоставили комнатку в бараке. Он взревел буквально на второй, на третий день: «Я не могу так работать. Мне нужны инструменты. Мне надо их кипятить. Мне надо, чтобы было чисто». Больных тьма. «Хорошо, мы вам дадим помощника». На следующий день приходит — сидит на полу в этом бараке старичок и возит вокруг себя тряпкой. «А вы кто?» — «Профессор-математик из Московского университета». Среди ссыльных такая интеллигенция была! А еще дядю водили под конвоем в другие лагеря, где врачей не было. Так что он нагляделся!
Таким образом, я знала темные стороны периода правления Сталина. Поэтому плакать по нему — у меня не было причин.
По окончании института мне разрешили выбрать, куда поехать работать: в Челябинск или на Кавказ (в Черкесск? — не помню точно). Я выбрала Челябинск, так как проезжала его, когда ездила из Балхаша в Москву на поезде. Была потрясена красотой гор и лесов этого края. В Балхаше и в Караганде ничего похожего не было, там была пустыня, голая степь. Почему- то была уверена, что Челябинск рядом с горами. И знала, что это большой город. Об экологии тогда еще никто не говорил. Я тогда думала, отработаю положенных три года, а там видно будет. Оказалось, Челябинск у меня на всю жизнь.
Н.А. Капитонова с подругой. 1954 год. Из частной коллекции
В наш город я приехала 14 августа 1953 года вместе с подружкой (она была из Катав-Ивановска), с которой вместе училась в институте. Ее направили заведовать читальными залами в эту же библиотеку. Нам дали комнатку при библиотеке. А библиотека располагалась прямо напротив нынешнего «Малахита», на углу Труда и Васенко. Это было здание дореволюционной постройки, 10 окон которого выходили на улицу Труда. До революции в нем размещался детский приют.
Здание городского детского приюта на углу Оренбургской и Ивановской улиц. Около 1904 г.
Нас поселили в комнатке с отдельным крыльцом. В ней раньше, по всей видимости, жила надзирательница этого приюта. Сделано деревянное здание было очень основательно, на века. Там были высокие потолки, высокие голландские печи, каждая на несколько комнат.
Здание Челябинской городской библиотеки. 1957 г.
Мемориальная доска на фасаде дома. 1957 г.
Когда в 1980-е годы здание сносили, архитектор Мария Мочалова очень его жалела. При доме был запущенный сад.
Телевидения тогда не было. Об интернете и не слыхивали. Были только радио и книга. Поэтому за книгой стояли очереди в библиотеку. Иногда очередь начиналась на улице. Бывало в день на абонементе было до трехсот человек. К вечеру мы валились с ног, путали «Здрасьте» и «До свиданья». И ребята спрашивали тогда: «Дайте, пожалуйста, потолще и порванее». Потому что потолще — радости побольше, а порванее — знак качества (значит, книгу уже многие читали). А сейчас: «Пожалуйста, скопируйте нам из интернета». Совсем другое отношение к книге. По Труда ходил трамвай №2 (до стадиона). Но читатели ездили и ходили в библиотеку со всех концов города.
Когда я начала работать в библиотеке, в фондах были в основном советские издания 1920–1930-х годов. Дореволюционных книг было мало. Почти не было научно-популярной литературы. Детских энциклопедий тоже не было. Книжки валялись на полу, потому что их некуда было поставить. Но всё равно книг не хватало, особенно тематических. Были читатели, которые выросли и стали приходить со своими детьми. И один мне рассказывал, что читал во время войны Купера, Вальтера Скотта, как индейцы разводили костры и пекли дичь, и мечтал, что когда вырастет, возьмет детей, купит какую-нибудь «дичь», выйдут в лес и поджарят дичь на костре. И он сделал это всё. «Курицу мы сожгли почти всю. Кайфа того нет». То есть в голодные военные годы им всё казалось сказкой.
Наша библиотека находилась на Труда в невыгодном месте: население тут было «деревенское». А «городское» было подальше, на проспекте Ленина. Но все равно ребята к нам приходили со всего города. Однажды заведующая кадрами в министерстве культуры Лидия Михайловна Страшко подарила альбом (он хранится в библиотеке), где она нарисовала карту пути, как добиралась до нашей библиотеки, перечислила, какие книжки она у нас брала.
Центр Челябинска тех времен был в моих глазах деревней. Моё впечатление подтвердил Фадеев, письма которого я позже читала и о котором в свое время написала статью. Фадеев имел отношение к Челябинску. Он в 1954 работал над книгой «Черная металлургия» и жил какое-то время в Магнитке и у нас на Смолино (обкомовские дачи). Бывал в городе и в нашем парке, который ему очень понравился. Посмотрев на Челябинск в первый раз, он сказал: «Очень странный город. Центр старый, и много вокруг «городков» новых со всеми атрибутами городскими. Например, ЧМЗ — свой дворец культуры, своя больница. ЧТЗ — полный набор. То есть это городки. КБС». Фадеев понял, что город окружен городками, но не соединен с ними, везде между всем этим были пустыри.
Фадеева я видела вживую, но не в Москве, а в Челябинске. В 1954 году мы с моей сотрудницей шли по Кирова по каким-то своим делам и встретили Фадеева. Не узнать его было невозможно: высокий, седой, с красноватым носом, но очень красивый, с умными глазами, очень хорошо одетый. Я говорю Лине: «Фадеев идет!» А она: «Не может быть!» И мы за ним, как дурочки, увязались. Он пошел на Главпочтамт — мы за ним. И только когда он стал заполнять правительственную телеграмму, Лина поверила, что это Фадеев. Фадеев выступал в нашей филармонии, и там долго висела мраморная мемориальная доска, которая была этому посвящена, потом она исчезла.
...Сейчас сложно представить, что из себя в то время представляла улица Труда. Основные высокие здания — филармония, картинная галерея, оперный театр, который тогда был еще не театром, а заводом (оперным театром он стал только в 1956 году). В сторону нашей библиотеки стоял и стоит двухэтажный каменный дом с башенками. Этот дом строился купцами Шиховыми, но потом он был продан известным челябинцам - братьям Покровским (в наше время там был геологический музей). Сейчас этот дом принадлежит историческому музею.
Там где стоит памятник Прокофьеву стоял двухэтажный дом с каменным низом и деревянным верхом. Тогда это было что-то, связанное с почтой. До революции здесь было управление строительством железной дороги, потом какое-то время реальное училище. Потом дом снесли, поставили памятник первостроителю Челябинска (скульптора Головницкого), но он стал разрушаться. Его убрали и теперь на этом месте памятник композитору Прокофьеву, хотя по плану он должен был стоять у фасада филармонии. И еще большим зданием была школа №10, которая строилась еще до войны, а в войну была госпиталем. Я только позже узнала, что в незаметном одноэтажном доме на углу Труда и Елькина (сейчас там какой-то ресторан) во время войны был цех, который выпускал «Катюши».
Начиная от дома Покровских (исторического музея и в помине еще не было) вдоль реки до Свердловского проспекта (Дворца спорта тоже еще не было), улица Труда была типичной деревней. Это было море деревянных в основном одноэтажных домов с сараями, огородами, садами.
Здание бывшего приюта (выделено рамкой) с прилегающей старой застройкой ул. Труда. 1980-е гг
С наступлением весны наши улицы: Елькина, Васенко, Красная превращались в потоки, которые лились сверху от проспекта Ленина к реке. На этот случай заготавливались деревянные мостки. И как только начинались потоки, все улицы перекрывались этими штуками. Позднее в «Южноуральской панораме» я описала случай, как утонул один парень, который попытался на спор перейти один из таких потоков. Об этом случае мне рассказала моя подружка Татьяна Ишукова. Я знала Музу Владимировну Теплоухову. Они жили в районе 30-й школы в частном секторе. Через их огород протекала речка Челябка, по весне превращаясь в целое бедствие.
Про речку. Я уже говорила, что весь берег Миасса между Кирова и Свердловским проспектом был деревней с домами, сараями, огородами. Все улицы, перпендикулярные улице Труда, спускались к реке. Неширокий Миасс был тогда в своих естественных берегах. Вода была чистой. Мальчишки ловили рыбу. Летом мы купались, а зимой по льду ходили в кинотеатр «Родина». Заречье было тоже большой деревней, лишь изредка двухэтажные здания. Заметных только три: две церкви и кинотеатр «Родина».
У моста между филармонией, кинотеатром «Родина» и сегодняшним цирком тогда не было таких речных разливов. У «Родины» до реки была довольно большая пустая территория. До революции это был Сенной рынок. Площадь, где сейчас цирк и залив перед ним, была застроена домами. Мост был гораздо уже и короче. Сразу за мостом направо, если идти в Заречье, стояли двух и одноэтажные дома с магазинами. Обувь, керосин… Туда я ходила за керосином. Более того, за этими домами был завод театрального оборудования и целый поселок.
Челябинск, ул. Кирова. 1963 год
Генеральный план Челябинска был сделан ленинградцами. Все красивые здания (оперный театр, кинотеатр «Родина»…) должны были смотреть на нашу «Неву». А поскольку Невы у нас не было, ее решили сделать из Миасса хотя бы на этом отрезке. Потом начали рыть, вывозить землю, делать заливы. Угробили много сил и средств. А река этого не приняла. И уже много лет идут разговоры, как Миасс в этом месте вернуть в прежнее русло.
И когда всё это сделали (и цирк при нас строился, и мост менялся, это уже на моих глазах третий мост), и речка при нас изменилась, построили эти странные набережные, очень высокие, крутые, без спусков. Я думала, почему в Ленинграде через небольшие расстояния есть удобные спуски к воде. Когда я была на курсах в Ленинграде, можно было Неву ручками потрогать. У нас — никак. Если бы кто-то упал с этой набережной, то выбраться можно было только с помощью пожарных. Правда, два спуска есть: по-моему, у цирка и где-то у «Родины».
…Помню, как ходили в краеведческий музей, который размещался в храме у Зеленого рынка. Причем мне запомнился один экспонат — надгробная плита декабристу Кюхельбекеру. Как она туда попала и куда потом делась, до сих пор не могу узнать.
Хорошо помню основателя краеведческого музея, его директора Ивана Гавриловича Горохова. Он приходил к нам на Труда в библиотеку, читал лекции читателям. Помню его лекцию о природных богатствах Урала. Он был невысокого роста, типичный интеллигент, очень просто одетый и простой в обращении. Очень хорошо говорил и очень много знал, мог ответить на любой вопрос. В наших старых отчетах есть сведения, когда и с какой темой он выступал.
У нас в библиотеке часто бывали местные писатели. Например, появилась книжка Т. Тюрина «Про наш завод». Мы договорились с автором и смогли провести читателей на ферросплавный завод. Ребята видели, как плавится металл. Сейчас об этом и речи быть не может.
Продолжение следует...
Д.Г. Графов,
зав. редакционно-издательским отделом
Е.А. Казаков,
зам. директора по общим вопросам